– Фу, – презрительно скривилась герцогиня. – Если мистер Кавендиш – и не смейте называть его мистером Одли – действительно законный отпрыск моего Джона, то вам не стоит жалеть Уиндема. Этот мальчишка должен благодарить судьбу.

– За то, что титул вырывают у него из рук?

– За то, что ему посчастливилось так долго носить этот титул, – резко возразила герцогиня. – Если мистер… о, черт побери, я буду звать его Джоном…

«Джеком», – мысленно поправила ее Грейс.

– Если Джон в самом деле законный сын моего Джона, то у Уиндема с самого начала не было никаких прав на герцогский титул. Так что едва ли его можно признать незаслуженно обделенным.

– Но ведь его светлости с рождения внушали, что он будущий герцог Уиндем.

– Здесь нет моей вины, – язвительно усмехнулась старуха. – И вдобавок не с рождения.

– Да, – неохотно признала Грейс. Томас унаследовал титул в двадцатилетнем возрасте, когда его отец скончался от болезни легких. – Но он всегда знал, что рано или поздно титул достанется ему, а это почти то же самое.

Герцогиня еще немного поворчала. Она имела привычку капризно брюзжать всякий раз, когда сталкивалась с доводами, которые не в силах была опровергнуть. Бросив напоследок колючий взгляд в сторону компаньонки, она снова схватила газету, резко развернула и уткнулась в нее, отгородившись от остального мира.

Грейс воспользовалась короткой передышкой, чтобы расслабить плечи и ссутулиться. Закрыть глаза она не осмелилась.

Она готова была поклясться, что прошло не больше десяти секунд, как старуха отшвырнула газету и хмуро бросила:

– Вы думаете, из него выйдет хороший герцог?

– Мистер О… – Грейс вовремя спохватилась и прикусила язык. – Э-э… наш новый гость…

Герцогиня раздраженно закатила глаза в ответ на эту словесную акробатику.

– Называйте его мистером Кавендишем. Это его настоящее имя.

– Однако он не хочет, чтобы его так называли.

– А мне начхать, хочет он или не хочет. Он тот, кто есть. Кавендиш. И кончено. – Герцогиня поднесла к губам чашку с шоколадом и сделала щедрый глоток. – Все мы те, кто мы есть. И это хорошо.

Грейс промолчала. Ей столько раз приходилось выслушивать нравоучения герцогини о «природе человека» и «естественном порядке вещей», что благоразумнее было не искушать судьбу: старуха вполне могла разразиться очередной проповедью.

– Вы не ответили на мой вопрос, мисс Эверсли.

Грейс помедлила, обдумывая ответ.

– Мне трудно сказать, мадам. Я так мало знаю вашего внука.

Грейс говорила почти искренне. Ей трудно было себе представить кого-то другого вместо Томаса в роли герцога. Мистеру Одли при всем его очаровательном дружелюбии и веселости определенно не хватало солидности, основательности. Конечно, он умен, этого Грейс не отрицала, но хватит ли ему мудрости, рассудительности и воли, чтобы управлять огромными владениями? Большую часть времени Кавендиши проводили в Белгрейве, но Уиндему принадлежали бесчисленные имения в Англии и за ее пределами. Томасу приходилось держать не меньше дюжины секретарей и управляющих, помогавших ему вести дела, однако он отнюдь не бездельничал, переложив все заботы на чужие плечи. Грейс могла бы поклясться, что он знает в Белгрейве каждую пядь земли. Ей нередко доводилось заменять герцогиню, выполняя повседневные обязанности хозяйки поместья, и она заметила, что Уиндем лично знаком почти со всеми своими арендаторами.

Грейс считала это замечательным достоинством в человеке, воспитанном в сознании собственного превосходства и стоящем неизмеримо высоко над остальными смертными (чуть ниже короля и, по воле Божьей, много выше всех прочих).

Томасу нравилось поддерживать реноме немного скучающего светского льва, слегка циничного и искушенного в житейских делах, но под этой маской скрывалась натура, куда более глубокая. Именно поэтому ему и удавалось так хорошо управлять бессчетными владениями.

И потому Грейс было так горько видеть жестокое, пренебрежительное невнимание герцогини к внуку. Грейс понимала, что того, кто сам не испытывает чувств, нисколько не заботят чувства других, но в обращении с Томасом герцогиня проявляла редкое бездушие, его невозможно было объяснить даже чудовищным эгоизмом старухи.

Грейс представления не имела, провел ли Томас ночь в замке, но если бы он не вернулся, она не стала бы его осуждать.

– Еще шоколада, мисс Эверсли.

Грейс поднялась и наполнила чашку герцогини из кувшинчика, стоявшего на столике возле кровати.

– О чем вы разговаривали прошлой ночью?

Грейс не собиралась откровенничать с герцогиней. Она решила прикинуться простушкой.

– Я рано ушла к себе. – Она резким движением подняла вверх кувшинчик с остатками шоколада, не пролив ни капли. – С вашего любезного разрешения.

Герцогиня нахмурилась, сверля компаньонку испытующим взглядом, но Грейс поспешно отвернулась, чтобы поставить кувшинчик на поднос. Этот маневр позволил ей выиграть немного времени.

– Он говорил обо мне? – не унималась герцогиня.

– Э-э… не так уж много, – уклончиво пробормотала Грейс.

– Немного или ничего?

Грейс повернулась лицом к хозяйке. Герцогиня явно теряла терпение, и избежать допроса, похоже, не удавалось.

– Он упоминал о вас.

– И что он сказал?