— То-то с нас не спускают глаз все время, пока мы вместе!

Если бы мы стояли где-нибудь под фонарем, то я наверняка увидел бы, как лицо ее заливает краска: во всяком случае, раньше она умела краснеть.

— У богатых свои причуды, — пошутила она. — Не обращай внимания. К ревности это не имеет никакого отношения. Где ты остановился?

— Бросил якорь в одноименном отеле. Четыре — тридцать один.

Она слегка приподнялась на цыпочки и, быстро поцеловав меня в щеку, вбежала в подъезд, как делала это когда-то давным-давно. Не могу сказать, что и сейчас я остался к ее поцелую равнодушным.

Дойдя до угла, я оглянулся. «Мерседес» въехал во двор, погасил фары. Водитель, очевидно выполнявший функцию телохранителя, запер дверцу на ключ и не спеша направился вслед за Лидой. Если ее муж нанял профессионалов, в доме обязательно должен был оставаться кто-то еще: телохранители не работают в одиночку, перед появлением клиента подъезд должен быть «зачищен».

Я подумал, что иметь личную охрану — не самое большое счастье в жизни.

13 августа 1996 г., вторник.

Портье отдал мне записку:

«Срочно позвони! В.С.».

Я поднялся в номер и набрал телефон Сумарокова.

— Алло, — послышался его приглушенный голос.

— Что случилось, Володя?

— Погоди секунду, я возьму трубку на кухне. — «Секунда» длилась минуту. — Алло!..

— Да, я слушаю.

— Тебе не кажется, что меня нужно гнать с работы поганой метлой?

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Извини, что озадачиваю на ночь глядя, но попробуй решить несложный ребус. Из пункта А одновременно вышли в разные стороны два автомобиля. Они удаляются со скоростью сто километров в час. Таким образом, через час они будут друг от друга на расстоянии двести километров. На таком расстоянии они теряют связь, не говоря о том, что дистанционное управление не приведет в действие электронный детонатор…

— Короче.

— Короче, ни в «волге», ни в «опеле» чемодана с деньгами не было. Их могли преспокойно тормознуть на любом посту ГАИ за превышение скорости, могла осмотреть машину ДПС — да все что угодно!

— Я понял ход твоих мыслей, Володя. Но дорога одна, и выходит она на трассу. Кроме того, «Пятый» засек три машины, это подтвердили Онуфриевы. Не думаешь же ты, что киднапперы направили из пункта А пешехода с миллионом долларов по местности, которая на два километра просматривается без бинокля? Сумароков вздохнул:

— Н-да, Веня. Ход моих мыслей на несколько сот метров глубже. Но это — не по телефону. Думай до рассвета, в четыре тридцать я за тобой заеду, отбой!

Он положил трубку, и мне ничего не оставалось, как завести будильник на четыре пятнадцать и мгновенно отрубиться: если думать до рассвета, то что я буду делать после того, как он наступит?

С Сумароковым мы столкнулись в вестибюле — он уже собирался идти меня будить. Пятнадцать минут я простоял под душем и чувствовал себя весьма сносно. О том, что был в ресторане с Онуфриевой, я решил умолчать, опасаясь быть неправильно понятым.

За рулем моей машины сидел Ваня Ордынский, в «УАЗе» Сумарокова — криминалист Максимов, большой спец по применению лака для волос в изготовлении слепков, и водитель из прокуратуры. Следователь не счел нужным ничего объяснять, а я — спрашивать.

Мы доехали до городской окраины и остановились у старой мазанки. Сумароков махнул мне рукой, заставляя выйти из хорошо протопленного салона в зябкую муть рассвета. Худая дворняга, прикованная колодезной цепью к сараю, встретила нас лаем, на который вышел хозяин — крепкий еще старик лет шестидесяти пяти, с седыми волосами и небритый.

— А-а! Ну, заходьте, заходьте, — пропустил он нас, укоротив собачью цепь. — Цыц, Шельма, цыц!.. Всех-то сколько будет?

— Пятеро, — ответил Володя, войдя в сени, — с вами шестеро, значит.

— Не, так не пойдет, — помотал старик седой гривой. — На столько у меня «коногонок» не достае, а без их тама делать неча, я на себя душегубства не беру.

— Ладно, ладно, Михеич, хватит и четверых. До шурфа дотянем ли?

— До Монголии дотянем — смену ишачил и в зарядку не сдавал, — попробовал на стене лампу-«коногонку» Михеич.

Вошла бабка, мы поздоровались. Она завернула в старую газету еще более старое сало, краюху хлеба и две неочищенные луковицы.

— И «шахтерок» у меня четыре, и сапогов, два года назад комиссию начальников водил, они кинули по-барски, — выложил старик на лавку четыре черных костюма из плотной ткани, похожей на брезент.

— Ты что, решил в шахту лезть? — догадался я наконец, перехватив плутоватый взгляд Сумарокова.

— В шахту не лазят, сынок, — ответил вместо него Михеич. Дефектом слуха старик не страдал. — В шахту спускаются и там ходят. А лазят и ползают по земле.