— Не матерый бандит, а директор частного охранного предприятия, вооруженного с вашего разрешения.

— Да я вас…

— Я не договорил! И, смею заметить, кадровый офицер КГБ в недавнем прошлом. Так что советую привлечь к поискам полковника Турбина и Управление службы безопасности, пока вы не найдете в своем ведомстве источник утечки.

— Вы себе много позволяете, майор, — заступился за начальника Демин. — Извините, но вы человек пришлый, еще не присмотрелись…

— А дров уже наломал! — негодовал Яковенко. — Он еще и советы дает!..

— Вас кто к нам прислал? Генерал-майор Рудин, кажется? — напряг извилины гипертоник Завьялов, желая таким образом пригрозить мне вышестоящим начальством: он отлично знал, кто подписал мое назначение.

— Так точно. По вашей просьбе на коллегии, товарищ полковник.

— Такого я не просил. Свободны!

— Свободен… от чего? От занимаемой должности?

— Освободите помещение! Это я сделал с удовольствием.

С наступлением темноты на улице посвежело, дышалось легко, и я решил прогуляться до гостиницы пешком. Дойдя до автомата, набрал номер начальника ГУВД (трубку снял Яковенко) и попросил своего непосредственного шефа Демина.

— Товарищ подполковник, не знаю, насколько это важно, поэтому спешу исправить свою забывчивость по телефону: меня просил передать вам привет некто Кудряшов. Он назвался Дядей Витей. Может, он вам дядей приходится?.. Я человек пришлый, еще не присмотрелся. Но красный «мерседес» трудно не заметить.

Пока он там хватал ртом воздух и запивал его сероводородистой водой, я успел повесить трубку и дойти до гостиницы.

Заперевшись в «апартаментах», которыми меня постоянно попрекал разъяренный Яковенко, я позвонил Сумароковым.

— Владимир Николаевич не появлялся?

— Нет, — в нос ответила Володина жена и прерывисто вздохнула. — А кто его…

— Майор Вениаминов. Не плачьте, Женя, он скоро вернется. Не вернется сам — я его верну. Живым и здоровым, обещаю.

Насчет «здоровым» — это я, пожалуй, фиксанул; насчет «живым» — тоже: никакой уверенности в том, что Володя жив, у меня не было, но Сумароковы ожидали прибавления в семействе — не делиться же своими сомнениями с беременной женщиной.

— Спасибо… спасибо вам…

— Спокойной ночи.

Ехать в прокуратуру было уже ни к чему, там все и без меня перевернули вверх дном. Из следственного изолятора я ушел в половине первого… Ордынский повстречался мне в начале третьего… Значит, Володя исчез примерно в этот промежуток. Что же заставило его вынести папки из кабинета? Или их все же выкрали?.. Прокуратура охраняется милицией, без пропуска оттуда не выйти и туда не войти…

Задернув штору на окне, я разделся и отправился в душевую. Чередуя горячую и холодную воду, чувствовал, как возвращаются силы. Самый верный способ вернуться к жизни — контрастный душ (Завьялову таким образом реанимироваться противопоказано — он гипертоник). Контрастный душ, а потом крепкий чай с ломтиком лимона и ложкой меда вместо сахара.

Мои «пулевлагонепроницаемые» с символикой «КГБ» на циферблате болтались на запястье: похудел. Я стал вспоминать, когда ел в последний раз — вчера вечером или сегодня утром? В любом случае хотелось верить, что этот раз все-таки не был последним. Растеревшись докрасна большим махровым полотенцем, я намотал его на бедра и вышел из душевой…

Прямо на меня смотрел зрачок короткоствольного автомата «борз» — чеченского аналога «узи»; в руке стоявшего у двери Жигарина в неизменных темных очках был пистолет с длинным глушителем; Шорох, развалившись на диване, с любопытством разглядывал мой «глок». За столом восседал Дядя Витя. Плеснув в стакан «Представительской» из подаренной мне бутылки, он приподнял его на уровень глаз и дружелюбно поприветствовал:

— С легким паром, майор Вениаминов!

Расклад был явно не в мою пользу: вести рукопашный бой, придерживая полотенце, меня не учили, а если оно упадет, то как я тогда буду выглядеть?

— Не стесняйся, садись, — выпив водки и поцокав языком, разрешил Дядя Витя. — Будешь себя хорошо вести, я тебе штаны разрешу надеть.

Невзрачный «боевик» с «борзом», стоявший у окна, придвинул ко мне стул и отошел — когда я сел, он оказался за моей спиной. Жигарин с «глушилкой» перекрывал дверь. Дядя Витя и Шорох соответственно сидели справа и слева от меня.

На столе лежали снимки коноплевского блокнота, фотокарточка Жигарина, обойма от «глока», мой бумажник, удостоверение — содержимое моих карманов; на диване — рация ВЧ, набор отмычек из сумки и паспорт.

— Выпьешь? — спросил Дядя Витя.

Я мотнул головой, еще не решив, вступать с ними в разговоры или сыграть в «молчанку». Что-то во мне было от Володи Шарапова.

— Да, ты же не пьешь. У тебя жена молодая в Москве на Четвертой Парковой, двенадцать. Да и в МВД небось за это по головке не гладят?