«Неверные дети, Рогол Домедонфорс умирает и остается навечно в Ампридатвире, который любил и которому служил.

Когда разум и добрая воля восстановят порядок в городе или когда кровь и сталь научат сдерживать жестокость и страсти, погубив всех, кроме самых сильных, – тогда будут прочитаны эти таблички. И тому, кто их читает, я говорю: отправляйся в башню Судьбы с желтым куполом, поднимись на верхний этаж, покажи красное левому глазу Рогола Домедонфорса, желтое – правому глазу, затем синее обоим глазам; сделай это, говорю я, и раздели власть с Роголом Домедонфорсом.»

Юлан Дор спросил:

– Где башня Судьбы?

Элаи покачала головой.

– Есть башня Родейла, Красная башня, башня Кричащих Призраков, башня Птиц, башня Гаумов – но я не знаю башни Судьбы.

– Но у какой башни желтый купол?

– Не знаю.

– Утром поищем.

– Утром, – повторила она, сонно прислонившись к нему.

Когда встало старое красное солнце, они полетели над городм и увидели, что жители Ампридатвира все еще заняты убийствами.

Схватки и убийства были не такими яростными, как накануне. Это были сознательные убийства. Группы мужчин прятались в засадах или врывались в дома, истребляя женщин и детей.

Юлан Дор пробормотал:

– Скоро в Ампридатвире не останется никого, к кому смог бы Рогол Домедонфорс применить свою власть. – Он повернулся к Элаи. – У тебя нет отца или матери, за судьбу которых ты боишься?

Она покачала головой.

– Всю жизнь я жила с тупым тираном-дядей.

Юлан Дор повернулся. Он увидел желтый купол. Вот она, башня Судьбы.

– Туда, – сказал он, поворачивая нос лодки.

Приземлившись на одном из верхних этажей, они прошли по пыльным коридорам, прыгнули в антигравитационный лифт и поднялись на самый верх. Здесь была маленькая комната, украшенная яркими фресками с изображением двора древнего Ампридатвира. Мужчины и женщины в разноцветных шелковых одеяниях беседовали и пировали, а на центральной фреске – преклонялись перед правителем с тяжелым блестящих глаз и белой бородой. Он был одет в пурпурно-черную одежду и сидел на резном стуле.

– Рогол Домедонфорс! – прошептала Элаи, и оба они затаили дыхание. Они чувствовали, как их дыхание шевелит давно неподвижный воздух, а нарисованные глаза заглядывают им глубоко в мозг…

Юлан Дор задумчиво сказал:

– Красное к левому глазу, желтое к правому, затем синее к обоим. Ну, что ж… вот синие черепицы, а на мне красный плащ.

Они нашли синие и желтые плитки, и Юлан Дор отрезал от своего плаща полоску.

Красное к левому глазу, желтое к правому. Затем синее к обоим. Щелчок, скрежет, гудение, как от сотни пчел.

Стена открылась, обнажив лестничный пролет. Юлан Дор вошел и, чувствуя за собой дыхание Элаи, поднялся по ступеням.

Они оказались непосредственно под куполом, в потоках дневного света. В центре на возвышении стоял сверкающий черный цилиндр, похожий на стеклянный.

Гудение перешло в резкий вой. Цилиндр задрожал, осел, стал полупрозрачным. В центре его стала видна бесформенная белая масса – мозг?

Цилиндр ожил.

Он отрастил псевдоподии, которые повисли в воздухе. Юлан Дор и Элаи смотрели, застыв, прижавшись друг к другу. Одно черное щупальце вырастило на конце глаз, другое образовало рот. Глаз внимательно осмотрел их.

Рот весело произнес:

– Приветствую, приветствую вас через время. Наконец-то вы пришли разбудить старого Рогола Домедонфорса от его снов. Я спал долго и крепко… кажется мне, что слишком долго. Сколько же я спал? Двадцать лет? Пятьдесят? Сейчас посмотрим.

Глаз повернулся к трубке на стене, на четверть заполненной серым порошком.

Голос удивленно воскликнул:

– Энергия почти вся рассеялась! Сколько же я спал? Период полураспада 1200 лет – значит, больше пяти тысяч лет! – глаз снова повернулся к Юлану Дору и Элаи. – Кто же вы? Где мои враждующие подданные, приверженцы Паншу и Газдала? Перебили друг друга давным давно?

– Нет, – со слабой улыбкой ответил Юлан Дор. – Они все еще сражаются на улицах.

Щупальце с глазом вытянулось к окну и посмотрело сверху на город. Желеобразный мозг задрожал, засветился оранжевым светом. Снова послышался голос, теперь в нем звучала резкая хрипота. По коже Юлана Дора поползли мурашки, он почувствовал, как Элаи лихорадочно сжала его руку.

– Пять тысяч лет! – воскликнул голос. – Пять тысяч лет, а эти несчастные все еще враждуют! Время не научило их мудрости? Тогда следует использовать более сильные средства. Рогол Домедонфорс научит их мудрости. Смотрите!