— …

— Ты меня слышишь?

— Да, но я уже вешаю трубку.

— Хорошо, что ты позвонила, и мы смогли все выяснить, да?

— Я вешаю трубку.

— И лучше всего не звони сюда больше.

— …

— Пока, дорогая.

Я вошла в спальню. Мне до смерти хотелось знать, что сейчас делает Эрнесто. Я уже отбросила мысль о том, что он поехал в полицию, так что скорее всего ему потребовалось время для того, чтобы оттащить труп к озеру. И утопить там. В этом случае тем, кто будет разыскивать Твою, придется нелегко. Какая прекрасная мысль! Если бы могла, позвонила бы Эрнесто и поделилась с ним своей идеей. Но такой возможности у меня не было. Он не знал, что я тоже участвую в этой истории. На какую-то минуту я подумала: а не поступить ли мне так же, как я обычно поступаю перед своим днем рождения — применяя тактику прозрачных намеков:

— Эрнесто, сегодня ночью ты мне снился. Мне приснилось, что ты на день рождения подарил мне кожаную куртку темно-бордового цвета, который я люблю до безумия, продается в секторе три на нижнем этаже торгового центра «Галерея Пасифико». Не знаешь, может, сон был вещим? Секция сорок два.

Но в этом случае я должна была бы позвонить ему и сказать что-нибудь вроде: «Ой, дорогой, прости, что я тебя беспокою, но мне тут приснился кошмарный сон, будто ты потащил труп к озеру Палермо».

Нужно было успокоиться, а это мне никак не удавалось, ведь только тут я поняла, насколько разнервничалась. Потому как не знала, что делать. Обычно я всегда знаю, что делать, все мне понятно. Но сейчас я была растеряна. Хорошо, что никто не убивает женщин каждый день, но хуже, когда убийцей женщины оказывается твой собственный муж. Нет, слова «убийца», «убивать» здесь вообще не подходят — слишком резкие и к тому же подразумевают преднамеренные действия. «Произошел несчастный случай» — гораздо больше подходит. Или еще лучше: «Он ее толкнул, и она случайно ударилась затылком». Хотя слово «толкнул» — тоже не самое удачное. «Непредумышленно». Это слово я вычитала в юридическом словаре, кажется, на прошлой неделе. Если она умерла в результате того, что ее «непредумышленно» толкнули, это другое дело. Не Эрнесто же переставил это дерево туда, как раз чтобы Твоя ударилась затылком. Видно, этой женщине было суждено так умереть. Судьба или божья воля. Я в такие вещи верю. Отношусь к ним серьезно. Вижу в них знаки. С чего, например, Алисия встречалась с моим мужем в парке Палермо, а не прогуливалась с ним по Реколете? Иногда почему-то все случается так, как случается.

Тут передо мной встала новая проблема: если с несчастным случаем и вопросом вины все было достаточно ясно, то я никак не могла решить, стоит ли мне ждать Эрнесто в постели, притворяясь спящей, или лучше посидеть в гостиной. Ведь если Эрнесто вернется, как я и думаю, горя от нетерпения рассказать мне, что произошло, и найдет меня спящей, то, может быть, он постесняется меня будить. А если я буду на ногах, то как ему объяснить мою бессонницу? Было уже больше часа ночи, а я обычно к десяти вечера просто падаю, как подрубленное дерево. Привязалось ко мне это дерево!

Я надела пижаму и легла в постель. Никак не могла устроиться поудобнее. Все ворочалась с боку на бок. Попробовала расслабиться. Глубокое дыхание и тому подобное. Без толку. Я встала и спустилась в гостиную. Села в кресло. Дождь лил все сильней. Я представила себе, как сейчас мокро и грязно в парке Палермо. Представила, как Эрнесто ездит на машине кругами, чтобы привести в порядок свои мысли. Представила, как он едет домой сквозь этот дождь. Я подумала о дворниках на лобовом стекле моей машины. Тех, что ничего не чистят, потому что их уже месяц как надо поменять. Особенно левый. Я решила, что, пока жду, лучше заняться чем-нибудь полезным. И пошла в гараж поменять дворники. У Эрнесто всегда есть запчасти для автомобиля. Свечи, предохранители, все такое. Я не очень разбираюсь в механике, но Эрнесто считает, что я в ней не разбираюсь совсем, потому что возиться с автомобилем — это мужское дело. Как говорит моя мама, в день, когда ты поменяешь колесо, все решат, что ты дипломированный механик, и, даже если прорвет трубу и затопит весь дом, никто и не пошевелится. Я открыла ящик, в котором Эрнесто хранит запчасти, и стала в нем копаться. Дворники были в самом низу. Вернее, как оказалось, не совсем внизу: под дворниками я нашла конверт, который, конечно же, открыла. У меня сильно развита интуиция, я просто знала, что должна его открыть. И что же было внутри? Еще письма от Твоей. Со следами ее помады. «Сколько же можно писать такую чушь?» — подумалось мне. Я их прочла. Сплошная гадость. «Да он, оказывается, просто идиот, — возмутилась я. — Сколько же у нас в доме тайников, где он хранит всякие сувениры на память о своем романе?» Я вставила дворники на место и тщательно перерыла весь дом сверху донизу. В свое время я уже обыскала карманы Эрнесто, папки, ящики письменного стола, прикроватный столик, ящик для перчаток. Я перетряхивала книги, разбирала пачки бумаг, распарывала дно у сумок и чемоданов. Удалось найти лишь фотографию Эрнесто, со следами губной помады, оставленными Твоей. Внутри его визитницы, с надписью на обороте: «За наши общие радости!» В тот миг мне стало ясно, зачем Бог поставил ствол дерева там, где поставил. Я приложила фото и содержимое конверта к другим доказательствам, которые обнаружила несколько недель назад. И подумала: а не сжечь ли мне все это, пока не вернулся Эрнесто? Тут не следует рисковать: вдруг кто-нибудь их найдет? Не знаю зачем, но я все сохранила. Женщина никогда не знает, зачем она что-то делает. У меня было нечто вроде тайника в гараже, пока я не завела отдельного счета в банке. Для этого мне пришлось поработать: нужно было расшатать кирпич, аккуратно вытащить его из стены, отпилить половину, а вторую вставить на прежнее место. Конечно, пространства немного — всего лишь в половину кирпича. С банкнотами за ней, ясное дело. Но сейчас денежки находятся в более надежном месте. «Знал бы кто, куда может завести эта мерзость!» — думала я, складывая пополам записки и фотографии, чтобы они поместились в тайник.

И тут вернулся Эрнесто. Я спряталась за своим автомобилем, так что он меня не увидел. Мне показалось, что это будет слишком, если он выйдет из машины и встретит меня там, в гараже. Может подумать, что за ним следят. Пусть лучше пройдет немного времени, прежде чем он мне все расскажет. Налить ему виски, немного приласкать, если потребуется. Не знаю… Для того чтобы настроить его на нужный лад. А потом мы поговорим, и нам обоим станет легче. Эрнесто вышел из гаража, и я выждала некоторое время, чтобы он успел подняться по лестнице. Я прекрасно знала, что мне нужно сделать: пойти на кухню и подогреть немного молока. А затем подняться наверх и сказать ему: «Дорогой, мне не спалось. У тебя все хорошо?»

Выходя из гаража, я взглянула на машину Эрнесто. Она была в грязи по самые стекла. Стало ясно, что какое-то время мне придется думать за двоих.

Ксерокопия испанской статьи по криминалистике, найденная на прикроватном столике Инес Перейры. Заметки, сделанные на полях и внизу страницы указаны в скобках.

Я поднялась в спальню со стаканом теплого молока. Эрнесто там не было. Я вышла в коридор поискать его. Увидела, что дверь в комнату Лали приоткрыта, и направилась туда. Но не вошла, смотрела из коридора. Эрнесто плакал, сидя на полу рядом с кроватью Лали. И гладил ее. Надо же, как не вовремя он расчувствовался. Нам еще столько всего нужно сделать! Над разбитой чашкой не рыдают. А выбрасывают осколки и моют пол. Но, судя по всему, я была единственным человеком, который в этом случае мог и хотел замести следы. Но чтобы устроить настоящую уборку, как оно следует, нужно было, чтобы Эрнесто наконец-то обо всем мне рассказал. Хотя сейчас, кажется, ему больше всего хочется поплакать, сидя у кровати своей дорогой доченьки. Он ее так избаловал! Дело в том, что Эрнесто до сих пор чувствует свою вину перед ней. А ведь прошло уже шестнадцать лет! Эрнесто никак не решался жениться на мне, считал, что это слишком поспешный шаг. «Поспешный?» — спросила моя мама. Мы к тому времени уже три года как встречались, с девятнадцати лет. «Ты должна поторопить его, девочка, если не сейчас, то он никогда не решится». И я его поторопила. Это мне ничего не стоило. Один момент. Я показала ему результаты анализа. И он сомневался — не я вовсе, а он, — сомневался в том, стоит ли нам заводить ребенка. Мы об этом не говорили, но я знаю, что он сомневался. Эрнесто словно онемел, не мог сказать ни слова. Я не хотела, чтобы он совсем пал духом, так что говорила не переставая. Сказала, что мне приснилось, будто у ребенка его глаза. Сказала, что уже придумала имена: Лаура, если родится девочка, и Эрнесто — если мальчик. Сказала, как счастлива моя мама оттого, что скоро станет бабушкой. Эрнесто не произнес ни слова. «Эрнесто, ты же не думаешь, что мне лучше сделать аборт, а?» Это были волшебные слова. Эрнесто сразу заплакал, как ребенок. Забормотал: «Прости меня, прости». И, больше ничего не говоря, дотронулся рукой до моего пуза и сказал: «Малыш, познакомься со своим папой».

Я не спала, ждала его. Мне хотелось, чтобы Эрнесто рассказал обо всем, в конце-то концов! Но было уже четыре утра, а Эрнесто все не появлялся. Я могла бы пойти за ним и сказать: «Эрнесто, может, ты перестанешь устраивать сцены и все-таки ляжешь спать?» Но я не хотела давить, у него и так был очень тяжелый день. В таких ситуациях не стоит подливать масла в огонь. Да и мне тоже не помешает отдохнуть. Я выпила молоко, легла в постель и заснула.

Будильник зазвонил в половине седьмого. Эрнесто рядом не было. Это странно, он никогда не вставал раньше семи. Постель с его стороны была нетронута. От мысли, что он может спать на коврике в комнате у Лали, у меня аж мурашки по спине побежали. Я пошла взглянуть, но его там не оказалось. Он принимал душ. Я заторопилась — нужно было успеть вымыть его машину до того, как он отправится на работу. Я сделала это безупречно и невероятно быстро. Такие вещи я умею.