В-третьих, вышла моя первая советская пластинка, и сразу же нашелся третий путешественник во времени. Он позвонил мне из Волгограда и произнес приятным женским голосом: «Две тысячи восьмой год, Олимпиада в Сочи. Путин».

У Ирины история была не хуже наших. Ей было 27 лет, она училась в Санкт-Петербурге, после окончания госуниверситета работала в Перми. Ирина с мамой решила отдохнуть на пароходе «Федор Гладков» – маму премировали путевкой на двоих от Перми до Астрахани. Они плыли в двухместной каюте на трехпалубном стареньком пароходе производства 1961 года. Сервис был так себе, молодежи было мало, она уже скучала и жалела о затраченном на путешествие времени, как вдруг получила полноценное «приключение».

Где-то около Волгограда она прикорнула с книжкой в шезлонге на палубе после обеда. Проснувшись, решила вернуться в свою каюту. Она даже не поняла сразу, что попала в другое время: пароход был тот же самый, только новее.

В их каюте находились совершенно незнакомые люди. Они очень удивились: оказывается, они плывут в этой каюте уже 7 дней и ни Ирины, ни ее мамы никогда не видели. Была вызвана начальник маршрута, которая сделала вывод: Ирину раньше на пароходе никто не видел – значит, она тайком пробралась на судно в Саратове и ее надо высадить на ближайшей остановке, то есть в Волгограде.

На пароходе были уже другие пассажиры и гораздо больше молодых парней и девчонок, которые за неделю уже успели перезнакомиться, и все с удивлением смотрели на новенькую симпатичную пассажирку. Но той было не до знакомств – она волновалась за пропавшую маму, которую никто нигде не видел.

В результате через два часа ее выставили на берег в Волгограде в одних тапочках и халате. Ирина в этом городе не была ни разу и поэтому сразу тоже не поняла, что на дворе 1979 год. Она пошла в отделение милиции на речном вокзале и сказала, что отстала от парохода. Молодой лейтенант, увидев красивую девушку, проникся к ней сочувствием, но никак не мог понять, от какого же парохода она отстала. Ошарашенная непонятными событиями, Ирина долго сама не сознавала, что же с ней произошло. Она только повторяла, что отстала от парохода и что там осталась ее мама. Милиционер понял, что у нее временный психологический шок, и, чтобы успокоить Ирину, повел ее в столовую обедать.

Ирина была девушкой неглупой и по дороге в столовую начала понимать, что попала куда-то не туда. Увидев советские плакаты с наглядной агитацией, она неожиданно повернулась к лейтенанту и спросила:

– А какой сейчас год?

– Как какой? – растерянно проговорил лейтенант. – Семьдесят девятый, конечно.

– Ну да, конечно. – Девушка наконец поняла ситуацию и немного успокоилась – по крайней мере, ей стало ясно, что она не сошла с ума и с мамой, наверное, тоже все нормально. Та, скорее всего, плывет на пароходе в своем 2008 году. Она представила, какая суматоха царит на пароходе: шутка ли – пассажирка пропала! И лишь после этого стала думать, что делать. Ей даже в Пермь нет смысла ехать, никто ее там не знает – она ведь еще и не родилась!

Решилось все на удивление легко – ей помог тот самый лейтенант, влюбившийся в нее по уши и охотно выполнявший все ее просьбы. Ирина легко убедила его, что потеряла документы, и он помог ей сделать новые и устроиться на работу. Она жила у него и уже согласилась выйти за него замуж, когда услышала по телевизору песню об Олимпиаде-2014 в Сочи.

Ирина сильно обрадовалась, узнав, что не единственная путешественница во времени, и, позвонив мне, сразу же приехала в Москву. Мы с Сережей встретили ее на вокзале и привезли домой. У нее оказалась потрясающая внешность и твердый характер – не удивительно, что она легко вила из жениха веревки. По междугороднему телефону много не поговоришь, и поэтому мы услышали подробности ее приключений уже в Москве.

Ирина, узнав, что мы тоже не знаем причину «временного пробоя» в 1979 год, расстроилась – у нее была надежда, что мы сможем помочь ей вернуться.

В принципе, ее устраивала уже налаженная жизнь в Волгограде, и хотя мы, честно рассказав ей о наших планах насчет эмиграции, предложили отправиться туда с нами, она отказалась. Будучи почти замужем, Ирина пока боялась менять только-только налаженную спокойную жизнь на неизвестность за границей.

– Ребята, вы решайте свои дела без меня, – сказала она. – Я пока не готова уезжать из России, да и в семейных делах надо разобраться. Я вам честно скажу: боюсь! Боюсь, и все! Ну СССР, ну социализм, но все свои, родные. А там непонятно что. вдруг у вас с бизнесом не получится что-нибудь? Я и так перемен натерпелась, а здесь хоть какая-то определенность! Через месяц-два я разберусь со своими чувствами, а вы определитесь с бизнесом – тогда и решим, хорошо?

– Хорошо, договорились, – ответил я. Мы не стали настаивать, тем более сами были еще не в курсе, как там, на Западе, все получится.

Мы проводили Ирину на самолет, а сами сели за столик в кафе аэропорта – слишком много надо было срочно обсудить. Взяли водки, задумались. Особенно крепко надо было мне подумать: здесь вроде все наладилось, я – звезда, любимец публики, а там – перебежчик, предатель Родины. Известно, как даже там к таким относятся! Вспомнилась история композитора Зацепина, который с трудом уехал на Запад, а потом подрабатывал в Париже в кабаке игрой на аккордеоне. Начинать все с нуля мне было страшно! Но тут в голове у меня зашевелилась пара извилин.

– Слушай, Серега, у меня же в США есть отличные знакомые. – Я вспомнил американского профессора и его жену Ольгу. – Она миллионерша из семьи киномагнатов Майеров и не откажет в помощи первое время. У меня ее визитка есть! Кстати, у меня же в «компе» отличный фильм есть – «Ван Хельсинг». Если его снять хорошей камерой прямо с экрана, качество будет не хуже, чем у современных советских картин! Там такие спецэффекты, мама не горюй! Голливуд отдыхает!

– Для видеокассет качество действительно отличное, но для больших экранов в кинотеатрах не потянет – разрешение маленькое!