Шрифт:
Аргаред безотчетно вздрогнул, но и слова сказать не успел, как его сына уже понесло.
– Сейчас мы это поправим. Еще не поздно. Сейчас будем иметь все, что нужно, – и признание, и отречение… Сейчас! Привяжите ее покрепче к креслу, чтобы пальцем не могла шевельнуть!
Он со скрежетом сунул кинжал в жаровню.
– Родери, что ты задумал? – Окер даже привстал с кресла.
– Секретарь, приготовьтесь записывать. Сейчас она скажет все, что нужно.
– Что ты хочешь сделать, Родери?!
– Добыть наконец показания, раз уж палачи на это не способны!
– Не марай рук, сын!
– Ничего, за один раз не испачкаюсь. Беатрикс научила меня вылезать из копоти чистеньким. Тряпку мне! Мокрую тряпку! Кинжал раскалился, а я не хочу сжечь себе руку, она еще пригодится мне, чтобы держать меч! – Родери метался, как припадочный, волосы налипли на лоб, глаза отливали красным, на губах блуждала полубезумная улыбка. Он выхватил раскаленный клинок из углей и начал боком приближаться к Беатрикс. Она немо напряглась, выпрямившись, насколько дали веревки. Глаза ее следили за острием клинка.
– Посмотри, Беатрикс. – голос Родери сделался вкрадчивым, подвывающим, жутким, все, кто сидел как завороженный, приподнялись с кресел и подались вперед. В воздухе слышался слабый треск, – посмотри хорошенько, какой он горячий! Так горячо, готов спорить, тебя даже твой верный рыцарь Ниссагль не целовал!.. – Он помахивал вишневым клинком, а левой рукой спускал с ее груди рубашку, как будто раздевал, перед тем как лечь с ней в постель…
– Родери!
Уши присутствующих заложило от крика Беатрикс, длившегося вечность – и мгновение. Светлые волосы у нее встали дыбом. Глаза глядели бессмысленно.
– Родери, хватит!
Родери, повернув к отцу безумное лицо, захохотал:
– Водой откачаем!
Но все же отвел раскаленный кинжал от ее груди.
– Ну, ты будешь говорить? – Она молчала, судорожно заглатывая воздух. Ледяной пот скатывался по лбу и вискам. Клинок в руке Родери едко дымился. От запаха паленого мяса тошнило.
– Будешь отвечать? – зарычал он ей в лицо. Она мотнула головой…
Снова заметался под мрачными сводами ее истошный вопль.
– Черт, она потеряла сознание. Не думал, что это так сильно подействует.
Раин отбросил померкший кинжал.
– Она не приходит в себя, господин магнат. Зря вы взялись. Вы в нашем деле не много понимаете… – проворчал кто-то из палачей.
– Заткнись, а то пристукну, душегуб! Пусть до завтра передохнет, там посмотрим. Отвяжите и в камеру на голые камни!
Палачи понуро отвязывали бесчувственное тело от кресла, укладывали на бок, чтобы привести ее в сознание.
Окер подошел, наклонился.
– Очень сильный ожог. Я отменяю приказ относительно голых камней. Она может не выдержать. Смажьте раны и укутайте ее потеплее. И оставьте в покое хотя бы на два дня.
– С чего ты стал так жалостлив, отец?
– Неизвестно, как все повернется. – Голос Окера звучал неуверенно. – Ты слышал, что пишет Аддрик?
Меня это тревожит… Мало ли что может случиться, какой она может нам понадобиться, живой или мертвой…
Окер Аргаред медленно шел по холодной галерее между Сервайром и Цитаделью. Он размышлял. Войско королевы в Навригре хотя и голодает, но не разбегается. Числом оно такое же, как у него. И наемников там нет. Если его и разбить, попрячутся с оружием в леса, годами будут разбойничать. Аддрик тоже может послать на помощь королеве сильный отряд. Но только что ему дороже – живая Беатрикс или мертвая? Угадать бы. Наверное, живая. Потому что умри она от их рук – значит, и Аддрика можно предать смерти, осудив за те же преступления, что и Беатрикс. А если ее убить – сразу заворчат простолюдины. Про Дворянский Берег Окер только слышал. Зато видел Эзеля, на обе ноги хромого, – на разговор о регентстве принц руками замахал. А если простолюдины повсюду заворчат, упрутся, как Беатрикс? Он вспомнил ее упрямство, сбегающую вниз по вывернутой руке кровь, испуганную брань палачей, скрип блоков – и рваную рану на запястье… Казнить? Не казнить? От этих расчетов на душе становилось гадко, словно он сам давил себе на горло.
Навстречу ему почти бежал, вглядываясь в темноту и звеня латами, один из ополченцев. Остановился, узнал, склонился:
– Яснейший магнат, вас просит о встрече ваш брат по роду высокий магнат Иоген Мори.
– Иду. Где он?
– В Чертоге Этар, яснейший магнат.
Аргаред подавил волнение и постарался отвлечься от муторных дум.
О Морне все эти горькие годы ничего не было слышно. Сидел в своем городе Калеку не как король, с Беатрикс не ссорился и не мирился, отсылал ей золото, она его и не трогала. Почему он появился сейчас, с чем пожаловал? Морн силен и мудр, просто так он ничего не делает. Возможно, он оказался мудрее всех, сохранив земли, богатство и силу, не вступая в споры и не проявляя гордыни.
Морн был высок и далеко не молод. Седина его отливала сталью. На нем был бурый бархатный упланд, мерцающий Переплетенными золотыми прошивками.
Магнаты приветственно обнялись, сказав незначащие слова, и пошли кружить по залу рука об руку, примериваясь, с чего начать разговор.
Аргаред ненароком взглянул в глаза Морна – глубоко посаженные, цвета грозовых облаков – и ощутил смутный страх. Морн вышагивал рядом со спокойной полуулыбкой на лице, ждал.
– Вы носите золото, брат мой Иоген? Мы отказались от этого обычая, решили оставить золото черни. В нем нет благородства, его носили в изобилии подлецы, которые еще недавно расхаживали по этим залам.