Русов мотнул головой: какие все глупости! Он вернулся в штурманскую, вынул из-под лоции листок радиограммы и, как игрок, не перевернул его, а накрыл ладонью, задумался. Если бы можно было слить всю воду из морей и океанов, то обнажилось бы дно. Там горы, холмы и каменистые пики, там белая, кудрявая вязь коралловых рифов, песчаные, усыпанные раковинами и морскими звездами поляны, илистая грязь. И куда ни кинешь взгляд — обломки погибших судов. Вот высятся многоэтажные надстройки гиганта морей и океанов, пассажирского лайнера «Титаник». Висят над бортами заросшие водорослями шлюпки; змеятся покрытые ракушечником цепи; торчат из ила штоки якорей. А там лежит на боку «рыбачок», тоже, как и «Титаник», наскочивший на айсберг и затонувший в серых, туманных широтах Северной Атлантики, черно, зловеще зияют отверстия выдавленных водой иллюминаторов. Громоздятся стальными палубами американские и японские линкоры, покатой горой вздыбился английский авианосец, а вокруг него лежат сорвавшиеся с палубы самолеты. Там и сям торчат рубки немецких, русских и итальянских подводных лодок; вздымаются черные чудовища-сухогрузы типа «Либерти». У этих посудин была трагическая особенность ломаться во время шторма пополам. И вот отдельно лежит носовая часть судна, отдельно кормовая. Сгрудились разбомбленные, затопленные бомбами и торпедами суда северных конвоев; лежат на дне океанов и морей изъеденные морским червем клиперы, фрегаты и барки, паровые, колесные пароходы, турбоходы, красавцы «торгаши» и уродики «кунгасы»... В какой-то из газет Русев вычитал, что за всю историю человечества морские пучины поглотили более миллиона судов!.. Русов поежился: что ни год, то полтораста-двести теплоходов, танкеров и всевозможных других судов не возвращаются в родные порты. Сколько же человеческих жизней отнимает беспощадное синее чудовище; сколько страшных трагедий, сколько криков проклятия соленой воде, самых последних вскриков мольбы и прощания, когда вода уже вливается в легкие, мыслится за этими трагическими цифрами, сколько женских слез!

Вот и «Эльдорадо», да и бразильская яхта, почему-то с названием того самого созвездия, откуда появился «инопланетянин» Юрик Роев... Но кто же спасся с «Эльдорадо»? Повар Ли? Вряд ли, слишком толст и рыхл... Старпом Андре Сабатье?.. Но тому ведь надо было не просто спасаться самому, а и свою любимую жену, Олинду, спасать! Замешкались в каюте, не успели и до шлюпок добежать, как танкер ушел под воду... Томми? Но Томми, как говорил Юрик, спал в закутке, где хранятся запасные детали для главного двигателя, а это в глубинах машинного отделения, разве можно успеть за считанные минуты выбраться оттуда?

Русов перевернул листок радиограммы и прочитал: «Кейптаунская служба безопасности мореплавания сообщает, что из всей команды танкера «Эльдорадо» (Либерия, порт приписки Монровия) подобраны из воды кейптаунским спасательным судном «Минерва» дек-бой Томми Уокер, судовой повар Ли Шаньго, пассажирка Олинда Сабатье и помощник капитана судна Андре Сабатье. Поиски остальных членов экипажа оказались безрезультатными...»

— Прощай, Джимми Маклинз, — сказал Русов.

Он сунул листок радиограммы под толстый, тяжелый том лоции островов Атлантического океана, задумался, побарабанил пальцами по столу: яхта «Эль Бореаль». И все же, как она могла очутиться в этих широтах? Пересекали океан от берегов Бразилии к берегам Африки? Но есть более краткий путь, который проходит значительно севернее острова Святого Павла! Ведь в таком плавании каждая миля на учете, каждый литр воды на счету! А может, действительно и не было никакой яхты, а люди, или эти самые... — кха! — геммики, просто высадились на остров с космического аппарата? Конечно же, чушь собачья, но все же...

— Навещу Юрика, — сказал Русов Серегину, стоящему у рулевой колонки. — Пустыня! Но все же поглядывай. Через три минуты вернусь.

В радиорубке горел свет, и Русов открыл дверь. Бубин лежал на диване, наушники на голове. В рубке было накурено, сизое облако дыма плавало под подволоком. Спит? Русов не решился окликнуть радиста, но тот и не спал, шевельнулся, стащил наушники с головы, вопросительно поглядел на Русова уставшими, в набрякших веках глазами.

— Что с «Коряком»? — спросил Русов. — Есть новые известия?

— Обнаружена шлюпка и спасательный плотик, — ответил Бубин. — Все суда Южной экспедиции по-прежнему ведут поиск... Такая вот хреновина, Коля.

— Никому пока ничего не говорите об этом. Зачем напрасно волновать людей? — сказал Русов. — И доктору ничего не говорите, слышите?

— А док будто чувствует несчастье, — тяжело вздохнул Бубин. Он спустил с диванчика ноги, пошарил под подушкой, отыскивая сигареты. — Принес две радиограммы для Анны.

— Не может быть, чтобы и «Коряк» погиб, — убежденно проговорил Русов. — Не может этого быть!

— Все может быть, Коля, все может быть. «Тукан», к примеру, помнишь? Ведь почти все ушли на дно... — пробормотал Бубин. Надев наушники, он подсел к радиопередатчику, потянулся к тумблеру настройки. Обернулся: — Страшные помехи в эфире.

«Не может этого быть. Не может! — размышлял Русов, спускаясь на палубу «Б», он так размышлял, будто убеждая, словно заклиная кого-то. — Нет-нет, этого не может быть. У больших морозильных рыболовных траулеров отличные мореходные качества, да и ребята там опытные. Просто ураганом сорвало антенны, вот именно, эта чертова «Марина» сорвала им антенны, а из-за сильнейшего ветра поставить новые пока не могут... Найдется «Коряк», найдется обязательно».

В каюте доктора тоже горел свет. Дверь, закрепленная на штормовом крючке, была приоткрыта, и, проходя мимо, Русов увидел, что доктор не спит, облокотившись о переборку, глядит в иллюминатор. Ведь он еще ничего не знает.

Погруженный в размышления, Русов вначале прошел мимо железной двери прачечной, остановился в конце коридора, потер лоб пальцами: ах да, что же это он? Вернулся, постучал в дверь и тотчас услышал за ней какое-то движение, шепот, кажется, Юрик с кем-то тихо разговаривал. Русов почувствовал, как вспотели его ладони, а сердце забилось учащеннее: кто же там, у Юрика? И вновь постучал:

— Юрик, это я, Русов. Открой, пожалуйста.

— Вы один? — помедлив немного, спросил из-за двери Юрик. — Я сейчас... Минуточку, старпом...

Что-то там тяжко громыхнуло, заскрежетало, и дверь приоткрылась. Юрик выглянул в коридор, на голове у него была намотана скрученная спиралями проволока, он посмотрел в один край коридора, в другой, а потом, несколько отступив, пропустил Русова в прачечную и тотчас с грохотом захлопнул дверь, лязгнул задвижкой, подпер дверь ломиком. Тут же стоял тяжеленный бак для стирки белья, им, видимо, была забаррикадирована дверь, скрежет отодвигаемого бака и слышал Русов.