Шрифт:
— Ты прав, я упрямая и безголовая, — рассмеялась она.
Глава IX
Стелла еще раз потянулась в искрящемся солнечном свете, накинула на плечи первую попавшуюся теплую вещь и вышла на балкон.
С улицы веяло прохладой осеннего утра. Вроде бы и солнце, и, в то же время, чувствуется неумолимое дыхание увядания природы; в воздухе ощущалась легкая сырость, будто касаешься промокшей одежды.
Да, солнце еще теплое, а утро уже наполнено прохладой…
Не заметив поводов для тревоги, — не считать же опасным лениво потягивающегося слугу Урсиоллы? — девушка захлопнула балконную дверь. Босым ногам было холодно, и она скорее юркнула на ковер.
Прислушавшись, принцесса достала из тайника кошелек и пересчитала наличность: полторы тысячи талланов или, в пересчете на местную валюту, четыре с половиной тысячи энтоний. Что ж, пятьдесят таланов, пожалуй, нужно отдать Урси, чтобы та была подобрее с Маркусом. Сказано — сделано. Стелла отложила пятьдесят талланов, переложила часть оставшихся денег в дорожных кошелек и убрала остальное обратно в мешочек. Теперь можно было заняться вещами.
Быстро одевшись и собравшись, девушка взяла сумки и спустилась вниз.
Ковры в коридоре были мягкими и пушистыми, и ей невольно захотелось остановиться, разуться и постоять немного в полосе солнечного света, наискось падавшего на пол из окна в конце коридора, но она подавила в себе это детское неразумное желание.
Спустившись на первый этаж, девушка свернула направо, в небольшой переход, и в нерешительности остановилась перед занавешенной ковриком дверью. Стоит ли ее беспокоить?
Принцесса постучала.
— Войдите! — зазвенел голос Урсиоллы.
Стелла толкнула дверь и переступила порог хозяйской половины. До этого ей не приходилось здесь бывать, их пути обычно пересекались либо в гостиной, либо в общей зале, либо за конторкой в холле, и она с интересом осматривала «святая святых» пансиона.
Здесь было гораздо больше восточного колорита, чем в комнатах для гостей: плетеные циновки, ковры на стенах, оттоманка, причудливые светильники, яркие, но не режущие глаза ткани, бесчисленные подушки, разбросанные как по мебели, так и по полу. И посреди этого — хозяйка, словно какая-нибудь шахиня.
Скалийка сидела в глубоком плетеном кресле и, утопая в подушках, пила чай; густые темные волосы рассыпались по плечам. На ней было что-то вроде пеньюара — свободный халат поверх синих шаровар и тонкой белой рубашки; на босых ногах — мягкие домашние туфли. Теперь в ней явственно проступили харефские корни; черные, как смоль, глаза чуть насмешливо смотрели из-под пушистых ресниц.
Тончайший шлейф пеньюара взметнулся вслед за ней, когда Урсиолла поднялась навстречу постоялице. И снова этот вечный аромат «Омченто»…
— Рано же Вы встали! У Вас какое-то дело? Присаживайтесь, я сейчас принесу чашку.
— Спасибо, я позавтракаю на кухне.
— Ну же, это всего лишь чашка чаю, она не отобьет у Вас аппетит.
Хозяйка усадила принцессу на оттоманку и вышла за чашкой.
— Вот, пожалуйста, — Урсиолла налила ей чаю. — Так что Вы хотели?
— Я хотела расплатиться.
— Как, Вы уже уезжаете? Так скоро? — удивилась скалийка. — Вам не понравился Скали? наверное, Вы просто не на то смотрели. Скали чудеснейший город, уж поверьте мне!
— Дело вовсе не в Скали. И не в Вас, — девушка предпочла отмести еще одну причину своего возможного недовольства. — Просто мне необходимо уехать.
— Ваш друг ничего не сказал мне вчера, иначе бы я…
— Он остается, Урси. Уезжаю только я. Могу ли я, — она помедлила и сделала глоток, — могу ли я попросить Вас об одной услуге?
— Конечно, можете! — Урсиолла расплылась в улыбке.
— Присмотрите за ним, пока меня не будет. Знаю, — рассмеялась Стелла, — он уже не ребенок, но может натворить столько глупостей! Если я не вернусь через месяц, скажите, чтобы он возвращался в Лиэну. И не вздумал меня искать!
— Вы пугаете меня… Куда же Вы едете?
— В Астеру. Только ему не говорите! Вот деньги, которые я Вам должна.
Она протянула хозяйке нагретую ладонью стопку монет, но та, покачав головой, не взяла их:
— Деньги никогда не бывают лишними, Вы и так достаточно мне заплатили. Пойдемте, я сама накормлю Вас и соберу еды в дорогу.
Стелле показалось, что Урси готова была расплакаться, когда укладывала в сумку головки ароматного сыра. Ее подозрения оправдались: когда хозяйка обернулась, на ресницах действительно блестели слёзы.