— Обсудим ситуацию? — затушив бычок о подошву ботинка, предложил Флейтист.

Вадим посмотрел на подвешенный в воздухе огонек — специально для него, оба спутника в этом не нуждались, и не стал упрямиться. Выступать с заявлениями, что ему все надоело, он тоже не стал. Вылив на себя полведра ледяной воды, он окончательно прочувствовал ситуацию. Другой, как выразилась Софья о температуре воды, «не завезли» — приходилось лопать, что дают. И именно в ней нужно было действовать так, чтобы уцелеть самому и защитить Анну.

— Нас ждали, — задумчиво сказал он. — А скорее — специально загнали сюда. Может быть, это не убежище, а ловушка. То, что снаружи не слишком похоже на грозу, я не уверен, что стены нас защитят.

— Если что-то и способно нас защитить, то эта башня, — покачал головой Флейтист. — Не хотел бы я быть снаружи, когда это до нас доберется.

— Здесь хорошая защита, — добавил Серебряный. — Старая сильная магия.

— Чья? — спросил Флейтист.

— Мне неведомо. Слишком древние заклинания. Но силу в них я чувствую…

Флейтист кивнул, потом поднялся, сплел пальцы перед грудью и потянулся.

— Не знаю, загнали ли нас сюда, или привели, не знаю и чьей силой стоит эта крепость. Снаружи нам угрожает опасность, внутри мы под защитой стен, но не знаем, чьи гости. Есть и еще кое-что, о чем я не хотел говорить раньше.

— Э? — Вадим насторожился. Раньше — означало при женщинах. «Мужской разговор» не обещал радостных известий.

— Мы попали сюда до рассвета. Здесь времени нет…

— Почему это? — удивился музыкант.

— Если ты не чувствуешь этого сам, я не смогу объяснить, так что прошу поверить, — медленно и с нажимом произнес Флейтист. Вадим уже понял, до какой степени он не выносит, когда его перебивают. Но в длинных плотно пригнанных друг к другу блоках фраз не находилось места для вопросов. — И, видимо, вы с Анной так и остаетесь своеобразными вратами в наш мир. Не перебивай, я расскажу сам, — добавил он, заметив нетерпеливое движение Вадима. — Дважды в год, на ритуалах, где участвуют подданные и Полудня, и Полуночи, открываются врата. Или можно сказать иначе — сходятся, как на острие иглы, все три грани нашего общего мира. Полдень, Полночь и Безвременье.

Последнее слово тяжело повисло в воздухе. Оба полуночника не любили его и всегда произносили осторожно и редко, словно одно только имя таинственного бесформенного мира было каким-то заклинанием.

— С наступлением рассвета они закрываются, до следующего ритуала. Вот почему мы так дорожим жизнью приглашенных. Если с ними что-то случится, то Безвременье сможет проникнуть в наши миры уже не как лазутчик, но в полной силе. Так уже случалось дважды, — Флейтист поморщился. — И каждый раз это было слишком страшно, чтобы обсуждать сейчас. Поводов для малодушия у нас хватает в избытке и без воспоминаний о давно минувшем. Спрашивай…

— Что-то — это что? — захотел уточнений Вадим. — Ну, вот по голове я дважды получил. И ничего, да?

Серебряный улыбнулся. В свете неверного язычка пламени черты лица заострились, и владетель походил на хищное насекомое, готовящееся к нападению. Вадим поежился, посмотрев на него. Потом перевел взгляд на Флейтиста — и этот выглядел не лучше. Жесткое лицо, разрубленное надвое лезвием носа, тьма под веками. Древняя сила, слишком чуждая людям, окружала обоих мерцающей аурой. Спокойствия эта сила не внушала, как не могла казаться приятной погодой гроза за стенами крепости. Полуночники были куда ближе к Безвременью, чем люди — или, как говорил Флейтист, подданные Полудня. В темной силе грозы и Флейтиста было что-то родственное.

Но полуночник не даром стал в группе лидером — без выборов и голосований, просто молча и уверенно взяв на себя эту роль. Он повернулся лицом к Вадиму, положил ему руку на плечо. Разница в росте была всего-то в полголовы, но, оказавшись в личном пространстве Флейтиста, Вадим вдруг ощутил не тревогу, а покой. Теплые волны гуляли между ними, и близость совершенно постороннего существа не раздражала — поддерживала.

— Не бойся нас, — тихо сказал Флейтист. — Я сделаю все, чтобы вы выбрались отсюда невредимыми.

Музыкант почувствовал, что ему можно довериться. Странное, забытое уже чувство. Вадим много лет не испытывал ничего подобного в адрес другого мужчины. Во всем его окружении он был или равным по возрасту с остальными, или старшим. Так было удобнее: общаясь с теми, кто моложе, он всегда чувствовал, что может требовать и просить так, чтобы ему не отказывали. Приглашал молодых музыкантов, как того же Андрея, которого был лет на двенадцать старше. Чувствовать себя ответственным за них было порой интересно, иногда тяжело, но всегда — приятно.