В девять ноль-ноль по времени Кремса мы со Станом (нас было только двое на маршруте к Серебристому Лебедю) покинули Соколиную – и в пятнадцать сорок семь по местному времени вышли под легкий снежок, витающий над нуль-портом Серебристого Лебедя. Мы вновь были на планете, которую покинули совсем недавно.

На сей раз, наученные опытом, мы решили не тратить время на поиски транспорта до Илиона, а сразу зашли в местный полицейский участок. Я связался с управлением полиции Илиона и попросил прислать что-нибудь летающее и, по возможности, быстрое. Нашего прибытия ждали и пообещали немедленно направить в нуль-порт авиакар.

Авиакар действительно прибыл довольно быстро, мы со Станом забрались в его теплый салон и я подумая, что впервые увижу Серебристый Лебедь сверху. Однако я ошибался. Лишь несколько секунд при взлете была видна уходящая вниз белая равнина; потом летательный аппарат вонзился в брюхо низких облаков, рассыпающих снег, пробуравил их и вынырнул в сером пространстве, над которым простирался второй слой облачности. Так и летели мы все время между двумя прокладками облаков, навевающих тоску, и только на подлете к Илиону унылая картина изменилась. Нижний слой, подобный бескрайнему снежному полю, стал редеть, истончаться, таять в воздухе и наконец пропал совсем, не дотянув до берега океана. Верхний слой хоть и продолжал пеленой закрывать небо и солнце, но как будто ушел в вышину и уже не казался таким угрюмым. Мы летели вдоль побережья, внизу, до горизонта, расстилалась серо-сизая поверхность океана, испещренная белыми гребнями волн. На самом пределе видимости, там, где небо сливалось с океаном, темнела узкая полоска суши – один из многочисленных островов. Местность под нами стала холмистой, холмы словно стремились навстречу спешащим к берегу волнам и круто обрывались в океан.

Вскоре авиакар попал в полосу дождя, и вынырнувший из-за холмов Илион предстал неприглядным конгломератом серых зданий, извилистых улиц и серых грузовых судов в акватории порта, подковой вдающейся в берег.

– Интересно, тут когда-нибудь бывает солнечная погода? – пробормотал Стан, зябко передергивая плечами. – Какое-то все вокруг… беспросветное.

Значит, не только от моего душевного состояния зависело мое тягостное впечатление о Серебристом Лебеде. Унылым был этот мир, и маячила над ним тень обреченности…

Скользнув по невидимому лучу, авиакар опустился на крышу здания полицейского управления Илиона; здание походило на обрубок массивной темно-коричневой колонны, некогда подпиравшей безотрадные небеса. Сопровождаемые немногословным дежурным, мы погрузились на лифте в глубины обрубка и, пройдя гулким пустым коридором, оказались то ли в большом кабинете, то ли в небольшом зале с несколькими столами, полукруглым рядом кресел и шеренгой компов вдоль стены.

– Прошу садиться, – сказал дежурный, коротко кивнул и исчез за дверью, оставив меня и Стана в обществе безмолвных компов со слепыми экранами.

– Похоже на ожидание аудиенции, – пробурчал Стан. – Странные, однако, у них тут порядки.

Он ни с того, ни с сего вдруг начал застегивать и расстегивать куртку. Он нервничал, и я, кажется, понял, в чем тут дело: «Зная, что Господь любит Свое создание, Дьявол стремится как можно больше навредить человеку». Стан, по-моему, тоже склонен был исходить из самого худшего…

– Успокойся, – сказал я ему. – В каждом заведении свои традиции. А если бы илионцы попали к нам; например, в группу господина Черненко?..

Я не успел договорить, потому что дверь открылась и в полукабинет-полузал один за других вошли трое: первый, с усами и бритый наголо – постарше нас, а двое других, худощавые высокие блондины, – гораздо моложе; таким я был в начале своей полицейской жизни. Все трое были одеты в неброские свитера и брюки, и так же, как и у нас со Станом, у них отсутствовали какие-либо опознавательные «половские» знаки, но я сразу определил в них коллег, собратьев по ремеслу; «полы» видят друг друга издалека «, – такое у нас ходило присловье. А мой приятель по колледжу Рон Неттер однажды, ощутив прилив вдохновения после успешно завершенной сессии и трех бутылок вина, изрек что-то вроде: «И в адской тьме, в обители всех зол, всегда узнает «пола» «пол». Рон погиб года через три после окончания колледжа, погиб там, на моем Альбатросе, от выстрела в спину.

«И в адской тьме…» Во тьме Ада… Острый холодный коготь с нажимом прошелся по сердцу.

– Добрый вечер, – сказал бритоголовый, подойдя ко мне и протягивая руку. Голос у него был жестковатый, но не грубый. – Патрис Бохарт, дубль-офицер. А вы, конечно, господин Грег.

– Почему «конечно»? – удивился я.

– Кто обладает информацией, тому, как правило, сопутствует успех, – усмехнутся бритоголовый и пожал руку Стану. – Господин Лешко, приветствую вас на Лебеде.

– Взаимно, – буркнул Стан.

Не знаю почему, но я как-то сразу почувствовал симпатию к усатому и бритоголовому Патрису Бохарту. Стан, по-моему, тоже ощутил нечто подобное, потому что добавил:

– Только давайте просто Стан. Господин Лешко остался на Соколиной.

– Отлично. Тогда и я просто Патрис. – Дубль-офицер обернулся к стоящим чуть позади него молодым блондинам. – А это мои ребята. Знакомьтесь: Рональд Ордин и Деннис Платт. Не обремененные пока грузом прожитых лет и хваткие. Во многом именно благодаря им в Илионе относительно спокойно.