Барнаулова и Ландыша пропустили за флажки без лишних экивоков. Они прошли по полутемному зверинцу, запах беды проникал повсюду, разливаясь прозрачным ядом по вольерам и денникам. Хищники опасливо затаились, выбрав уголки потемнее. Слон и слониха сцепились хоботами, словно этим рукопожатием утешали и успокаивали друг друга, и только одна Астара заученно металась по клетке.

Среди «огненных колес» и гигантских лилий одиноко стоял зеркальный ящик-каталка, все такой же сусально-позолоченный, с бархатным балдахином, вышитым блестками. На каталке лежало уродливо-укороченное тело в синей спецовке. Представители судебно-медицинской экспертизы изучали характер поражения.

– Рубленая рана на шее нанесена острой широкой поверхностью… возможно, саблей, тесаком или мачете… Удар по горлу был хорошо рассчитан: трахея и легочная артерия повреждены практически мгновенно. Его лишили головы без лишнего шума и без лишней крови.

– У вас в цирке есть холодное оружие? – спросил Ландыш-Майский.

– Есть, – припомнил кто-то из понятых, – этот номер с зеркальным ящиком проводили при помощи сабли.

– Так-так, судя по положению тела, он сам взобрался сюда и лежал достаточно спокойно, – заметил Ландыш-Майский. – То есть между убийцей и жертвой не было борьбы.

– Такое возможно? – засомневался Барнаулов.

– Возможно, если человек был пьян или, скажем, находился под гипнозом.

В подвал быстрым шагом вошел маленький черноволосый человечек в штатском.

– Следователь Гробов, – представился он. – Кстати, утром здесь был обнаружен еще одни труп: клоун Пирожок скончался от сердечного приступа. Нет сомнений, что он первым обнаружил тело, рядом на полу был найден мобильник, принадлежащий дрессировщику Акиму Воронову. Телефон отключился около полуночи. То есть примерно в то же время, когда здесь произошло убийство.

– Воронов? Он в цирке? – озаботился Ландыш-Майский.

– Его не было на утренней репетиции, – неуверенно подсказал кто-то из понятых.

– Срочно наряд по его адресу, – распорядился Ландыш-Майский. – А мы пойдем посмотрим закуток, где обитал труп, то есть потерпевший.

В обыске каморки Померанцева Барнаулов участвовал в качестве понятого. На его глазах Ландыш-Майский переворошил стопку старых газет, осмотрел заляпанный чайник, пару стоптанных кроссовок, посуду и шкаф с рабочей одеждой электрика.

– Так-так, три смерти за месяц многовато, само собой напрашивается как-то связать эти две трагедии, – заметил Ландыш-Майский. – А вот и веревочка…

Следователь Гробов извлек из шкафа коробку из-под лампочек, в ней лежал аккуратно свернутый обрезок страховочного троса.

– Срочно в лабораторию на предмет отпечатков и принадлежности к тросу, изъятому по делу Ингибарова, – скомандовал Гробов.

– Успеется… Надо срочно пощупать эту цыганку Тамиру… или как ее там… Илгу! – вспыхнул азартом Ландыш-Майский.

– Цыганку? – не понял Барнаулов.

– Да кто ее там знает, сейчас без паспортной графы зулуса от тунгуса не отличишь. Только она такая же Тамира, как я Зураб, – проворчал следователь Гробов.

– А что, эта версия мне нравится! – оживился Ландыш-Майский. – Цыганский гипноз – сильная штука. Такая девочка может безо всякого сопротивления на обе лопатки положить и горлышко сабелькой пощекотать. Чем она там своих ассистентов пилила? Саблей? Где оружие?

– Должно быть, сабля в уборной, – догадался администратор.

– С саблей в уборную? – глумился Ландыш-Майский. – Ну! Цирк!

Гримерка Илги оказалась не заперта, все в ней было перевернуто вверх дном, даже холодильник, где она держала мясо для Астары, был распахнут и потек мутными лужицами. На полу валялись пустые ножны «гурды».

– Все ясно… – Ландыш-Майский присел над брошенной уликой. – Вызывай группу задержания, да и санкцию на обыск не забудь, – приказал он молоденькому старлею из местных. – Где она живет, эта ваша цыганка?

На Фрунзенскую набережную, к дому Илги, Барнаулов выехал вместе с нарядом милиции и следственной группой.

– Позвольте, я сам позвоню в дверь, мы немного знакомы, – попросил Барнаулов.

– Звони, – кивнул Ландыш-Майский. – Ох уж эти мне сантименты!

Барнаулов нажал на кнопку звонка, и сердце болезненно дрогнуло. Сколько раз он представлял, что подойдет к этой двери, послушает тишину и позвонит, ожидая легких, чуть настороженных шагов. Дверь распахнулась. Илга была уже полностью одета. Увидев Барнаулова, она приложила правую руку к сердцу, улыбнулась ободряюще и без удивления и тревоги окинула взглядом толпящихся за его плечом милиционеров, точно уже знала все еще до того, как Ландыш-Майский произнес свои дежурные фразы.