В эти же дни мне пришлось столкнуться еще с одним обстоятельством, которое меня озадачило. Думаю, оно озадачило бы Вас тоже. Пытаюсь добиться свидания с сыном. Судья не возражает, даже удивлен – какие могут быть препятствия, не возражает и районный прокурор. Но в милиции не соглашаются, требуют еще одну санкцию, и, по-видимому, самую главную – от райкома КПСС. Точно называют фамилию и должность лица, кто это должен сделать.

Все становится предельно ясным. Хотя ни в Уставе, ни в Программе КПСС на партийные органы не возлагаются ни судебные, ни карательные функции, в Дзержинском районе это оказалось возможным. В этом я получил полное подтверждение. Если будет нужно, я назову факты, события, имена.

Потому бесполезно жаловаться на милицию. Потому Иосиф Бродский вне закона. Довольно трудно подобные обстоятельства изложить в нескольких строках, это я бы хотел сделать лично, если Вы, конечно, сочтете нужным меня принять.

Все-таки это партийный вопрос.

Александр Бродский».

Милиция требовала, как видим, не санкцию КГБ – хотя это была акция КГБ, но партийную визу. Все сошлось.

Обращения Александра Ивановича, естественно, никакого результата не дали…

18 февраля 1964 года в Дзержинском районном суде началось слушание дела по обвинению в злостном тунеядстве Иосифа Александровича Бродского – при судье Савельевой, общественном обвинителе Сорокине и адвокате Топоровой.

Фрида Абрамовна Вигдорова, взяв командировку от «Литературной газеты», приехала в Ленинград. Вот ее запись первого судебного заседания:

«Судья. Чем вы занимаетесь?

Бродский. Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю…

Судья. Никаких „я полагаю“. Стойте как следует! Не прислоняйтесь к стенам! Смотрите на суд! Отвечайте суду как следует! (Мне.) Сейчас же прекратите записывать! А то выведу из зала. (Бродскому.) У вас есть постоянная работа?

Бродский. Я думал, что это постоянная работа.

Судья. Отвечайте точно!

Бродский. Я писал стихи! Я думал, что они будут напечатаны. Я полагаю…

Судья. Нас не интересует „я полагаю“. Отвечайте, почему вы не работали?

Бродский. Я работал. Я писал стихи.

Судья. Нас это не интересует. Нас интересует, с каким учреждением вы были связаны.

Бродский. У меня были договоры с издательством.

Судья. У вас договоров достаточно, чтобы прокормиться? Перечислите: какие, от какого числа, на какую сумму?

Бродский. Точно не помню. Все договоры у моего адвоката.

Судья. Я спрашиваю вас.

Бродский. В Москве вышли две книги с моими переводами… (Перечисляет.)

Судья. Ваш трудовой стаж?

Бродский. Примерно…

Судья. Нас не интересует „примерно“!

Бродский. Пять лет.

Судья. Где вы работали?

Бродский. На заводе. В геологических партиях…

Судья. Сколько вы работали на заводе?

Бродский. Год.

Судья. Кем?

Бродский. Фрезеровщиком.

Судья. А вообще какая ваша специальность?

Бродский. Поэт. Поэт-переводчик.

Судья. А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?

Бродский. Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому?

Судья. А вы учились этому?

Бродский. Чему?

Судья. Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…

Бродский. Я не думал, что это дается образованием.

Судья. А чем же?

Бродский. Я думаю, это… (растерянно) от Бога…

Судья. У вас есть ходатайства к суду?

Бродский. Я хотел бы знать, за что меня арестовали?