– О'кей.

– Под конец он посчитал, что вынужден поступить так, как предлагают господа из СЭПО. Он выдал директиву, полностью отдававшую Залаченко им в руки. Он обязался никогда ни с кем это дело не обсуждать, а сам так и не узнал имени перебежчика.

– Понятно.

– За два периода пребывания у власти Фельдин потом об этом деле практически ничего не слышал. Правда, он сделал нечто исключительно мудрое. Он настоял на том, чтобы в тайну посвятили госсекретаря, который должен был функционировать как go between[47] между Объединенной администрацией министерств и теми, кто охранял Залаченко.

– Вот как?

– Госсекретаря зовут Бертиль К. Янерюд, ему сейчас шестьдесят три года, и он является генеральным консулом Швеции в Амстердаме.

– Дьявол.

– Уяснив всю серьезность предварительного следствия, Фельдин сел и написал письмо Янерюду.

Соня Мудиг передала через стол конверт.

Дорогой Бертиль.

Тайна, которую мы оба защищали, когда я возглавлял правительство, стала сейчас объектом пристального внимания. Человека, которого это дело касалось, уже нет в живых, и ущерб ему причинен быть не может. Зато могут пострадать другие люди.

Крайне важно получить ответы на необходимые вопросы.

Человек, который доставит это письмо, работает неофициально и пользуется моим доверием. Я прошу тебя выслушать его рассказ и ответить на вопросы, которые он задаст.

Привлеки свое знаменитое здравомыслие.

ТФ

– В письме, следовательно, имеется в виду Йеркер Хольмберг.

– Нет. Хольмберг попросил Фельдина не указывать имени. Он объяснил, что не знает, кто именно поедет в Амстердам.

– Вы хотите сказать…

– Мы с Йеркером все обсудили. Мы с ним уже ходим по такому тонкому льду, что нам требуются скорее весла, чем «кошки». У нас нет абсолютно никаких полномочий для того, чтобы ехать в Амстердам и допрашивать генерального консула. А вы вполне можете поехать.

Микаэль сложил письмо и уже начал засовывать его в карман пиджака, когда Соня Мудиг весьма крепко схватила его за руку.

– Информацию за информацию, – сказала она. – Мы хотим знать, что Янерюд вам расскажет.

Микаэль кивнул. Соня Мудиг встала.

– Подождите. Вы сказали, что к Фельдину приходили два человека из СЭПО. Одним был руководитель. А кто второй?

– Фельдин встречался с ним только однажды и не мог припомнить его имени. Никаких записей во время встречи не велось. Он помнит, что тот был худым, с тонкими усиками. Правда, его представили как начальника «Секции для спецанализов» или чего-то подобного. Фельдин потом смотрел организационную структуру СЭПО, но такого отдела обнаружить не смог.

«Клуб Залаченко», – подумал Микаэль.

Соня Мудиг снова села, казалось, в нерешительности.

– О'кей, – в конце концов сказала она. – Я рискую, что меня расстреляют. Имелась запись, о которой не подумали ни Фельдин, ни посетители.

– Какая?

– Регистрационный журнал Фельдина в Русенбаде.

– И?

– Йеркер запросил журнал. Это не секретный документ.

– И?

Соня Мудиг снова посомневалась.

– Журнал сообщает, что премьер-министр встречался с руководителем СЭПО и его сотрудником для обсуждения общих вопросов.

– Там было какое-то имя?

– Да. Э. Гульберг.

Микаэль почувствовал, что кровь прилила к голове.

– Эверт Гульберг, – произнес он.

В лице Сони Мудиг отразилась решительность. Она кивнула, потом встала и ушла.

Все еще сидя в кафе «Мадлен», Микаэль Блумквист достал анонимный мобильный телефон и забронировал авиабилет в Амстердам. Самолет вылетал из аэропорта Арланда в 14.50. Микаэль дошел до магазина мужской одежды «Дрессманн» на Кунгсгатан и приобрел чистую рубашку и смену белья, потом завернул в аптеку, где купил зубную щетку и туалетные принадлежности. Все время проверяя, нет ли слежки, он добежал до отправлявшегося в аэропорт экспресса и оказался в Арланде, имея в запасе десять минут.

В 18.30 Микаэль уже снял номер в обшарпанной гостинице в квартале красных фонарей, примерно в десяти минутах ходьбы от центрального вокзала Амстердама.

Примерно два часа он посвятил тому, чтобы определить местонахождение в Амстердаме генерального консула Швеции и около девяти часов вечера сумел-таки связаться с ним по телефону. Используя весь свой дар убеждения, Микаэль всячески подчеркивал, что у него дело первостепенной важности, которое ему необходимо обсудить без промедлений, и в конце концов добился от консула согласия на встречу в воскресенье утром в десять часов.