– Да, знакомился.

– Почему же этот материал оказался недоступным для защиты?

– Я счел, что он не представляет для суда интереса.

– Будьте добры, расскажите мне, как к вам попали эти документы. Когда я обратилась в полицию, мне сообщили, что такого отчета не существует.

– Расследование проводилось Службой государственной безопасности. Оно имеет гриф секретности.

– Неужели Служба безопасности занималась расследованием грубого избиения женщины и решила поставить на отчете гриф секретности?

– Это связано с личностью виновника… Александра Залаченко. Он был политическим беженцем.

– Кто проводил расследование?

Молчание.

– Я не слышу ответа. Чье имя значилось на титульном листе?

– Расследование проводил Гуннар Бьёрк из отдела ГПУ/Без по работе с иностранцами.

– Спасибо. Это тот же Гуннар Бьёрк, который, как утверждает моя подзащитная, совместно с Петером Телеборьяном сфальсифицировал ее судебно-психиатрическую экспертизу девяносто первого года?

– Полагаю, да.

Анника Джаннини вновь обратила свое внимание на Петера Телеборьяна.

– В девяносто первом году суд постановил запереть Лисбет Саландер в детской психиатрической клинике. Чем было обусловлено такое решение?

– Суд тщательным образом изучил деяния и психическое состояние вашей подзащитной – она все-таки пыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы. Это ведь нельзя назвать нормальным поступком подростка, независимо от того, с татуировкой он или нет.

Петер Телеборьян изобразил вежливую улыбку.

– А на чем основывалось заключение суда? Если я правильно понимаю, они опирались только на одну-единственную судебно-психиатрическую экспертизу, написанную вами совместно с полицейским по имени Гуннар Бьёрк.

– Тут уже речь идет о заговорах, выдуманных фрёкен Саландер. Я должен…

– Простите, но я еще не задала вопроса, – сказала Анника Джаннини и снова обратилась к Хольгеру Пальмгрену: – Хольгер, вы говорили, что встречались с начальником доктора Телеборьяна, главным врачом Кальдином.

– Да. Меня ведь назначили наставником Лисбет Саландер. К тому времени я видел ее лишь мельком. У меня, как и у всех остальных, сложилось впечатление, что она страдает серьезным психическим заболеванием. Но поскольку я получил такое задание, я справился об общем состоянии ее здоровья.

– И что сказал главврач Кальдин?

– Лисбет ведь была пациенткой доктора Телеборьяна, и доктор Кальдин не уделял ей особого внимания, за исключением оценок состояния и тому подобного. Примерно через год я начал поднимать вопрос о том, как ее можно снова приобщить к нормальной жизни. Предложил приемную семью. Я не знаю точно, что происходило внутри клиники Святого Стефана, но, когда Лисбет пролежала у них приблизительно год, доктор Кальдин вдруг начал проявлять к ней интерес.

– В чем это выражалось?

– Я понял, что он оценивает ее состояние иначе, чем доктор Телеборьян. Как-то раз он рассказал мне, что решил изменить методы ее лечения. Я только позднее понял, что речь шла о так называемом связывании. Кальдин попросту велел прекратить привязывать ее ремнями, поскольку не видел для этого оснований.

– Следовательно, он пошел против доктора Телеборьяна?

– Простите, но вам это известно понаслышке, – возразил Экстрём.

– Нет, – сказал Хольгер Пальмгрен. – Не только. Я затребовал рекомендацию по поводу того, как можно вернуть Лисбет Саландер обратно в общество. Доктор Кальдин такую рекомендацию написал. Она у меня сохранилась.

Он протянул Аннике Джаннини какую-то бумагу.

– Вы можете рассказать, что тут написано?

– Это письмо доктора Кальдина ко мне. Оно датировано октябрем девяносто второго года, то есть к этому времени Лисбет пролежала в клинике двадцать месяцев. Доктор Кальдин пишет буквально следующее – я цитирую: «Мое решение запретить связывать и насильно кормить пациентку дало очевидный эффект – она успокоилась. Необходимости в психотропных препаратах нет. Однако пациентка крайне замкнута и закрыта и нуждается в дальнейших мерах поддержки». Конец цитаты.

– То есть он четко пишет, что это было его решение.

– Совершенно верно. Доктор Кальдин, опять-таки лично, принял решение о том, что Лисбет можно вернуть в общество через приемную семью.

Лисбет кивнула. Она помнила доктора Кальдина так же отчетливо, как каждую деталь своего пребывания в клинике Святого Стефана. Она отказывалась разговаривать с доктором Кальдином – он был психдоктором, еще одним в череде белых халатов, которые стремились копаться в ее чувствах. Но он был приветливым и добродушным. Она сидела у него в кабинете и слушала его, когда он объяснял ей свое видение ее проблем.