Диана встала со своего места и присела рядом с Лаурой.

— О, продолжай, пожалуйста. Он действительно вышел из себя? Мне всегда хотелось, чтобы он не был таким каменным, когда мой отец бил его тростью, но он был слишком гордым. Он мог только принимать удары трости, а я — плакать.

Около минуты Лаура не знала, куда деваться. Потом осторожно взяла Диану за руку.

— Если вы хотели увидеть, как он выходит из себя, вам бы понравился момент, как он впервые познакомился с моей младшей сестрой. Лотти выпустила котят ему на постель, а он думал, что это крысы.

— Меня это нисколько не удивляет. С тех пор, как он вернулся, мне приходится закрывать Снежку в северном крыле. Стерлинг не выносит кошек. В этом он такой же, как мой отец.

— Ха! Тогда вам лучше спросить его о кошечке, которая имела обыкновение ходить за ним по пятам по всей ферме. А однажды утром я даже видела, как он целует ее в розовый носик и засовывает в карман пальто, решив, что его никто не видит. Вы бы видели, как эти двое спали в обнимку в… — Внезапно обратив внимание, что лакей, стоящий навытяжку около буфета, вытягивает шею, чтобы услышать, о чем они говорят, Лаура наклонилась и прошептала на ухо Диане нечто, вызвавшее у той взрыв хрипловатого смеха.

Бесконечные колонки чисел, скопированные аккуратным почерком Дианы, уже начинали расплываться перед глазами у измотанного Стерлинга, когда он услышал то, что никогда раньше не слышал в толстых каменных стенах Девонбрук Холла — музыкальные переливы женского смеха. Он медленно встал, выпустив из рук бухгалтерскую книгу, которая тут же закрылась.

Этот смех был неотразим, как песня сирены. В поисках его источника Стерлинг добрался до двери в столовую. Его жена и кузина сидели рядышком, они смеялись и перешептывались, как давние подружки.

Коснувшись взглядом милого лица Лауры, он ощутил где-то в груди непонятную боль. Он не слышал ее смеха с тех пор, как они вместе стояли на залитых утренним солнцем ступеньках церкви Святого Майкла, целую вечность тому назад.

Он мог бы еще долго смотреть на нее, если бы стоящий у буфета лакей многозначительно не кашлянул. Лаура и Диана резко обернулись, их улыбки исчезли, а взгляды стали настороженными.

— Простите, что помешал, — натянуто сказал Стерлинг. — Я забыл "Таймс".

Он сунул газету под мышку и зашагал обратно в свой кабинет, еще больше, чем раньше, чувствуя себя чужим в собственном доме.

Спустя несколько дней, когда одним дождливым и холодным вечером Стерлинг направлялся в свой кабинет, чтобы провести очередные бесконечные часы, просматривая отчеты по бесконечному количеству своей собственности, он услышал за своей спиной нечто очень любопытное.

Полную тишину.

Он резко остановился и прислушался. Никто не пыхтел и не толкался, и когти не стучали по мраморному полу.

Он медленно повернулся.

Собак не было.

Калибан и Цербер постоянно были рядом с ним с тех пор, как он вернулся из Ардена. Они даже каждую ночь спали у двери спальни Лауры, пока их хозяин не выходил оттуда в предрассветные часы раскрасневшимся и пресыщенным. Они были единственными, кто знал, что он не возвращался после этого в свою пустую и холодную постель, а проводил остаток ночи в комнате для солнечных ванн, с сигарой в зубах ожидая восхода солнца.

Стерлинг сунул в рот два пальца и свистнул; когда он хотел подозвать псов, этот сигнал еще никогда его не подводил. Но единственным ответом ему было только гулкое эхо.

Он нахмурился. Вероятно, Адисон просто забыл ему передать, что приказал кому-то из лакеев погулять с ними в парке.

Проходя мимо библиотеки, он заметил, что дверь в нее наполовину открыта. Он заглянул внутрь и, онемев от раскинувшегося перед ним зрелища, прислонился к косяку.

Лаура сидела на ковре около камина, а рядом с ней вытянулся Цербер. Голова Калибана лежала у нее на коленях, а его огромные золотистые глаза были полны раболепской преданности. Лаура рассеянно гладила его по ушам, ни мало не беспокоясь, что он обслюнявил ей всю юбку, сшитую из светло-голубого шелка. Стерлинг с трудом представлял, что бы сказали его заклятые враги-французы, если бы увидели, как собаки дьявола повинуются одному лишь женскому прикосновению. Но он слишком хорошо знал, какую власть эти руки имеют над его собственной плотью.

Он печально покачал головой. Сначала его кузина, теперь его собаки. Она собирается оставить его ни с чем?

Он уже собирался уйти, как вдруг печальный вздох приковал его ноги к полу. Несмотря на то, что у нее на коленях лежала раскрытая книга, она задумчиво смотрела на огонь. Стерлинг наблюдал за ней, отмечая изменения, которые ускользали от него в бархатном полумраке постели. С ее щек исчез яркий румянец, а глубокие карие глаза больше не искрились смехом, они были накрыты вуалью одиночества.

Она рискнула всем, в том числе своим сердцем, чтобы спасти от разрушения свой дом и семью. А он все равно оторвал ее и от того, и от другого, даже не позволив посмотреть на них в последний раз.

Старый герцог заказал для комнаты солнечных ванн всевозможные экзотические цветы, но они редко цвели, поскольку нуждались в тепле и солнечном свете, а как раз этими двумя вещами не мог их обеспечить холодный и продуваемый сквозняками зал. Цветы, в конце концов, погибали, и единственным, кто оплакивал их, оказывался Стерлинг.