Рения говорила, заново переживая все случившееся, а Грон держал ее руку в своей - и никакие силы не могли теперь разлучить его с черноглазой дочерью лесоруба. Вальнур и Ал тоже слушали ее рассказ, и юноша, как всегда, не выдержал и воскликнул:

– На обратном пути надо будет расправиться с железной птицей!

– Мы уже на обратном пути.
– Грон показал на сосуд.

Под бурное ликование Вальнура, схватившего сосуд, вольный боец снял со стрелы свою голубую повязку, вновь перевязал волосы.

– В Искалор!

– А потом ко мне, в Тезаро!
– заявил Вальнур, любуясь чудесным напитком.
– Все вместе! Ты, Грон, и ты, Ал, и ты, Рения, лучше соглашайтесь сразу, иначе увезу насильно! Слышишь, Грон?

"Как хорошо, - подумал вольный боец, закрыв глаза и запрокинув голову к солнцу.
– Духи рассвета, как хорошо..."

Капли дождя упали ему на лицо, пахучие капли невесть откуда взявшегося дождя. Дождь пах цветочным вином, и на вкус был благоухающим цветочным вином, льющимся с неба...

6

Кто-то невидимый с силой тер ему виски, разжимал губы, вливал в рот все то же ароматное цветочное вино. Он с усилием втянул в себя воздух, закашлялся, попытался открыть глаза, но не смог. Веки были тяжелыми; казалось, что на них лежат холодные камни. Во тьме плавали дрожащие красноватые пятна. Напрягшись, он все-таки сумел сделать глоток - и наконец исчез ком в горле, и стало чуть легче дышать. Из внешнего мира просочились далекие звуки.

– Гронгард, милый, очнись!.. Очнись, милый!..

Медленно, осторожно он начал копить силы, стараясь выбраться из пропасти забытья. Мысленно застонав от напряжения, разомкнул ресницы и тут же зажмурился от света.

– Гронгард, милый, я здесь... Я с тобой, Гронгард...

Он почувствовал, как легла на лоб нежная ладонь, стиснул зубы и опять попробовал открыть глаза. Отступала, отступала, смыкалась краями бесцветная пропасть забытья. Все плыло, кружилось, все казалось переплетением нечетких теней, постепенно обретающих знакомые очертания. Ветви с мелкими зазубренными листьями в вышине... Лицо Рении, склонившейся над ним... Дорогое осунувшееся лицо с встревоженными глазами...

Он с усилием приподнялся на локтях, потянулся к ней, не узнавая свое ослабевшее, непослушное тело. Давным-давно, в детстве, так же беспомощно лежал он после того, как, забравшись вместе с соседскими мальчишками в заросли чернолистника, провалился в липкую жижу - и так же встревоженно склонялась над ним мама.

– Ре... ния... Что... со мной?

Девушка заткнула пробкой флягу с цветочным вином, обняла его за шею, потянула на себя, помогая сесть.

– Не знаю, милый. Я вернулась... а ты лежишь здесь.
– Глаза Рении наполнились слезами.
– Я боялась, что ты умер...

Грон упирался рукой в землю, досадливо морщась от головокружения. Неужели он чем-то отравился? Или это виновато жаркое солнце? Не может быть, он ведь ел только обычную пищу из своих дорожных припасов, а солнце не могло с ним справиться даже в пустыне. Но куда девались Вальнур и Колдун, почему оставили его?

Жаркое солнце... Только сейчас он обратил внимание на то, что солнце едва начинало выползать из-за холма, а значит, было утро. Утро, а не день... Выходит, он провел в забытье и вчерашний день, и вечер, и ночь?

– Рения, со мной что-то случилось... Не помню, почему...

Головокружение почти исчезло, и он медленно осмотрелся. Все было, как и прежде: россыпь деревьев, остатки погребального костра, могильный холмик. Тонкая линия стрелы, вонзившейся в ствол над головой... и свисающая с оперения голубая повязка. Та самая повязка, которую он снял оттуда... Он прекрасно помнил, что снял ее оттуда!

Грон перевел взгляд на сосуд, стоящий под деревом, - и волна холода обрушилась на сердце.

– Рения... Это ты повесила мою повязку?

– Нет.

Еще не в силах поверить в ужасную правду, но уже зная ужасную правду, вольный боец все-таки спросил:

– Ты не видела Вальнура и Колдуна? Где они?

Глаза девушки расширились. Она обеспокоенно провела ладонью по лбу Грона.

– Что с тобой, милый? Ты ничего не помнишь? Не помнишь, как на нас напали, как убили Ала? Ты поехал искать Вальнура, а я осталась.

– А дальше? Что было дальше? Тебя унесла железная птица?

Грон, сам того не замечая, говорил все громче, почти кричал, и Рения обхватила руками его голову, прижала к себе.