Шрифт:
Что ещё сказать? Мы дрались барте. Недолго. Он разрубил мне левое бедро, я сейчас хожу с костылём, который сделали ребята. Разрубил, а на отскоке я достал его верхним краем полотна между ключиц. Он умер через несколько секунд после того, как упал.
Я думал, что Мюссе или Ранольф бросятся на меня. Но все молчали, и я сказал, что драться с русскими не будем, что надо наоборот — заключить союз. Мне сделали костыль, перевязали, и я пошёл в лагерь русских, но встретил троих их ребят возле того ручья. Туда же пришли и все наши, и их, там мы и говорили, что делать дальше.
Их место лагеря лучше, чем наше. Сейчас я пишу у их — нет, нашего, общего теперь, костра.
Спи спокойно, Хайнц. Я молю богов, чтобы ты был последним белым, которого мне пришлось убить здесь.
* * *
— Слушай, а ты помнишь, что завтра Новый Год?
Мы лежали на песке, и Танюшка задала этот вопрос, чуть задрав голову — она устроилась у меня на животе.
— Забыл, — признался я. — Это какой же?.. А, да, девяностый… Два с половиной года мы
здесь…
— Отмечать-то будем? — допытывалась Танюшка. Я пожал плечами:
— Да почему нет? Давай отметим всем назло. Правда, торт, кажется, печь не из чего?
— Ну, это как сказать, — загадочно произнесла Танька. Я заинтересовался:
— Что значит "как сказать"?
— А то и значит, — отрезала она. — Олег, смотри! — она резко села, словно в ней распрямилась пружина.
Я тоже сел.
Примерно на половине расстояния между нашим островом и Сан-Мигелом двигался корабль. Расстояние было большим, но солнце светило вовсю, и я увидел белый яркий парус с каким-то рисунком, различил узкий корпус драккара северной постройки…
— Лаури? — спросила Танюшка нейтральным тоном. Я вгляделся:
— Нет, у Лаури на парусе алый крест, а тут что-то сложное нарисовано… Идёт на восток, наверное, из Америки… Помнишь, Лаури говорил, что знает ещё около двадцати таких, которые на драккарах плавают?
Танюшка кивнула и ничего не стала говорить. Мы молча сидели на песке и провожали корабль взглядами до тех пор, пока даже парус не перестал светиться ослепительным язычком белого пламени.
— А всё-таки интересно, что же там, в Америке? — сказала Танюшка, скрестив ноги и берясь за их большие пальцы.
— Статуи Свободы там точно нет, — уверенно сказал я.
— А помнишь, — вздохнула Танюшка, — мы хотели посмотреть весь-весь мир?
— Помню, — отрезал я, поднимаясь и широко шагая к шалашу.
Я достал из ножен палаш и тщательно осмотрел клинок. Вытянул перед собой руку, несколько раз качнул оружием. Нет, слабее я не стал. И рука ещё не отвыкла… Я подцепил перевязь, отошёл в сторону. Выпустил палаш (он вонзился в песок) и, достав ножи, метнул их один за другим. Они воткнулись впритык в ствол пальмы, росшей в двадцати шагах.
— Попробуем?
Я оглянулся. Танюшка стояла позади с кордой в руке, широко расставив ноги.
— Давай, — я взялся за рукоять палаша. — С этого и начнём празднование Нового Года. Досрочно…
…Мы дрались "для красоты", вполушутку. Такие схватки хорошо смотрятся со стороны, восхищая и ужасая несведущих зрителей, а на самом деле — акробатика пополам со спортивным фехтованием. Можно, например, как в китайских кино, присеть красиво на отставленной в сторону ноге, обеими руками держа поднятый клинком вверх палаш… Красиво, только глупо, потому что у китайца туловище к ногам относится как 1:1, а у белого — как 1:1,5, а значит, в такой стойке у белого центр равновесия начисто разбалансирован. Зачем при этом так держать оружие — не знают даже сами китайцы.
Но красиво. Сколько я своих отучал от таких поз…
…Ооопп! Избегая Танюшкиного удара, я кувыркнулся с опорой на левую руку, и Татьяна даже захлопала в ладоши, хотя кувыркаться учила меня как раз она сама. И так же, хлопая, плавным перекатом ушла от моего выпада.
— Красиво, — оценил я, отдавая честь палашом и вонзая его в песок. — Поборемся?
— Давай лучше сразу, — предложила девчонка, так же вонзая свою корду.
— Что сразу? — не понял я.
— То, чем кончится наш спарринг. Чего тянуть?
— Татьяна Бурцева, вы испорченная девчонка, — покачал я головой. — Ну Тань, я серьёзно, просто хочу кое-что припомнить!
— Ну… — она усмехнулась, — н-на!
Я еле уклонился от страшного — без преувеличения! — хлёста ногой в голову. В самбо и боксе, которыми мы занимались, ничего подобного не было, но Танюшка во время наших нескольких "сеансов" общения с французскими компаниями усердно училась у них саватту, что в сочетании с навыками гимнастки давало сокрушающий эффект. В следующую секунду, подпрыгнув, я спасся от обманчиво-плавного низкого удара в голень.