— Гаци, дорну, — поспешно сказал Ллио, вспоминая, что этими словами Тхар приветствавала сахези три недели назад.

Женщина чуть насмешливо улыбнулась, оставив полог, и заговорила на сахези.

— Извините, я только эти слова знаю, — смутился Ллио. — Я просто хотел спросить, может, я чем-то могу помочь? Ваша дочь так плачет…

Женщина вздохнула и покачала головой. В завораживающем движении колыхнулись в такт огромные круглые серьги, касаясь смуглых щёк.

— Болела она, — сказала сахези печально и почти без акцента. — Её в больницу забрали, прямо у меня из рук вырвали, — она взмахнула тонкими кистями, усеянными браслетами и кольцами. — А там её обстригли.

— Там всех стригли, — неожиданно подала голос шмыгающая носом девчушка. — Сказали, чтобы вшей не было, а у меня их никогда не было! У меня таки-и-ие ко-осы бы-ыыли-иии… — снова заплакала она, утыкаясь залитым слезами лицом в уже потемневшую кофту матери.

— До земли, — со вздохом подтвердила та, обнимая дочь. — Несколько лет растили. Я тому гаду лекарю едва нож под рёбра не воткнула, когда увидела.

Ллио поперхнулся утешениями, а женщина продолжила:

— А у тасарези женщин только из-за позора стригут. Вот их мальчишки её и обижают. А уйти мы пока не можем — несколько наших в тюрьме сидят, суда ждут.

— А кто такие тасарези? — вырвалось у Ллио.

За что сородичи говорившей сидят в тюрьме, он предпочёл не уточнять.

— Светлокожие, оседлые, — пояснила сахези и внимательно посмотрела на него: — А откуда ты знаешь те слова, что сказал, и почему при этом не знаешь про тасарези?

— Тхар сказала. Это моя подруга, она кочевала с Галеро… — начал Ллио и увидел, как расплывается в улыбке сахези:

— Тхар! Как она? Давно её не видела. Слышала, она ушла от Галеро.

— Да, а вы, случайно, не Сури? — предположил Ллио.

— Нет, — покачала головой сахези. — Я Риаци. А это Мирхети, — указала она на девочку.

— А я Ллио, — представился эльф.

— А Тхар здесь? Пусть приходит, — оживлённо предложила сахези.

— Да, только она… болеет, — признался Ллио. — Она упала с лошади и не встаёт.

— А чего ты тогда здесь сидишь? — нахмурилась сахези. — Тоже мне, мужчина! Женщина не встаёт, а он ушёл! А если ей воды подать надо будет?!

— Да, я сейчас пойду обратно, — смутился Ллио, сползая с края повозки, на который присел в процессе разговора, и чувствуя, как краска стыда заливает щёки, хотя в распоряжении Тхар был добрый десяток рук, способных поднести воды.

— Да я тебя не гоню, — усмехнулась сахези. — Вот моя Хети даже плакать перестала, всё на тебя смотрит. Эльфов она раньше не видела.

— Мама хотела чужие волосы мне приделать, но они все от мёртвых тёток, — шмыгнув носом, вставила девочка, неловко вытирая слёзы, обиженная тем, что про её горе забыли.

Риаци кивнула.

— Мы с подругой жену лекаря этого поймали и хотели обстричь, а у неё на голове три волосины, — с детской непосредственностью пожаловалась сахези. — Так бы сходили к цирюльнику, парик сделали. И были бы снова косы у моей Хети, пока свои не отрастут.

Девочка снова шмыгнула носом и прерывисто вздохнула, грустно потянув на лоб край обмотанного вокруг головы платка.

И Ллио осенило.

Он наклонился к девочке, перекидывая через плечо собственный хвост, перевязанный зелёной лентой, и спросил:

— А мои — хочешь?

После смерти Ллан, в знак траура, Ллио ополовинил спускавшиеся почти до талии волосы, но за прошедшие месяцы они отросли, и из них вполне можно было заплести приличные косы.

Но девочка помотала головой:

— Они же белые!

— Правда, — кивнула сахези. — Спасибо, но куда ей светлые? Мы все черноволосые.

Ллио задумался на секунду, и его осенило второй раз за пять минут (определённо, это был весьма подходящий день для просветлений!):

— А не совсем чёрные, тёмно-каштановые подойдут?

— Тхар тебе этого не простит! — засмеялась Риаци.

— Нет, это не Тхар, — захваченный идеей, Ллио соскочил с порога кибитки: — Я… я сейчас!

Он запомнил, где стоит кибитка Риаци и Хети, и побежал к своему обозу. Нет, волосы Тхар не подходили, хотя бы потому, что косы бы получились совсем не до земли и даже не до талии Мирхети. И хотя Ллио не сомневался, что девушка пожертвовала бы ими без колебаний (возможно, он всё же ошибался из-за склонности идеализировать окружающих), но ему самому было бы жаль видеть её остриженной — всё же она женщина. А вот мужчину обстричь — это не так уж и страшно. Сингареллиор вон вообще не огорчился, когда сестра его едва ли не налысо обкромсала… Нет. Ллио остановился, хотя жертва была уже намечена и находилась в поле зрения. Нет, вот он точно не отнесётся к этому спокойно. Может, даже вообще не согласится. Но, с другой стороны, разве его обязательно спрашивать?

— Я его тоже недолюбливаю, — раздался рядом голос Гаисхаша. — Но ты так на него смотришь, что мне бедолагу жалко становится.

— Гаисхаш, — позвал, не сводя с объекта наблюдения напряжённого взгляда, Ллио и протянул руку: — Дай мне, пожалуйста, твой нож.

— Ллио? — удивился орк.

— Не волнуйся, ничего я ему не сделаю. И вот ещё… подержи его, когда он за мной погонится, хорошо? — эльф посмотрел на собеседника и вспомнил про всё ещё заключённую в лубки левую руку орка.

— Не волнуйся, я его и одной удержу, — радостно ухмыльнулся Гаисхаш. — Не знаю, что ты задумал, но с удовольствием тебе помогу! — он протянул юноше слегка изогнутый широкий нож.