За десять минут, пока она закончила одеваться, мастер — золотые руки успел выкатить ее «мазду» из «ракушки», сделать круг по двору и теперь стоял у подъезда, недоуменно почесывая затылок прямо сквозь вязаную шапочку:

— Двигатель работает, ходовка тоже вроде в норме. Вам просто профилактику?

— Нет, не просто профилактику! — Женя с трудом сдержалась, чтобы не выругаться вслух. Сколько СТО она уже объездила, и везде ей говорили то же самое. Еще, правда, предлагали, несмотря на то что все вроде работает, капитальный ремонт двигателя, заменить резину, проварить кузов, поменять лонжероны… — Все работает, только ездить нельзя! Стоит включить дворники, мгновенно включается сам собой указатель правого поворота, потом двигатель глохнет и заводится только с толкача, а стоит включить поворот, останавливаются дворники и снова глохнет двигатель. Просто паранойя какая-то!

— Так не включайте дворники.

— И повороты?

— Угу.

— Как, интересно, можно ездить по Москве зимой без дворников и круглый год без поворотов?! Вы будете чинить или нет?

— Надо смотреть всю электрику…

— Надо, — согласилась Женя. — Ключи оставлять или вы в электрике как раз не специалист?

— Я ее к себе в гараж перегоню, — наконец решился мастер. — Завтра-послезавтра позвоню.

— Добрый день! — коротко поздоровался Гордеев с Заставнюком, не желая отрывать его от работы.

На часах — одиннадцать, трудовой день в разгаре, но Брусникиной не видно и куртка ее на вешалке не висит. А Савелий Ильич сосредоточенно перелистывал распухшие скоросшиватели и колотил по клавишам. Похоже, корпел над бумагами он уже давно и, увидав Гордеева, с радостью оставил свое занятие.

— Ну, как успехи?

— Вот к вам пришел навеки поселиться… — Гордеев свалил на выделенный стол картонную коробку со всякими полезными мелочами из разоренного офиса.

Дело в том, что в юрконсультации на Таганке начался ремонт.

Более неподходящего для этого времени трудно было себе вообразить. Почему не летом, когда все в отпусках и клиентов минимум? Но любимый шеф Генри Афанасьевич Розанов объяснил подчиненным, что оплату один из серьезных клиентов осуществил стройматериалами и рабсилой, а значит, надо ремонтироваться. И поскольку время горячее, ремонтироваться будут по частям. Конечно же, Гордееву повезло попасть в первую половину, кабинет нужно было освободить в 24 часа.

Никакие возмущения и протесты не помогли. Розанов, не смущаясь, заявил, что Юрию Петровичу есть где поработать. Дескать, Воскобойников найдет ему местечко с компьютером и кофеваркой. Более того, уже нашел.

Юрий Петрович был в бешенстве. Он пытался устроить сидячую забастовку, изо всех сил пробовал сосредоточиться под стук отбойных молотков. Но, в конце концов, вынужден был сдаться.

В принципе можно было бы работать и дома. Но только в смысле мыслить, принимать посетителей дома нельзя. А значит, хочешь не хочешь, приходилось-таки временно обживаться по соседству с Заставнюком и Брусникиной.

Часть бумаг из кабинета он по дороге завез домой, но орудия труда: бумагу, писчие принадлежности, коробки дискет, несколько справочников нужно было иметь и на рабочем месте.

— Навеки?

— Не навеки вообще-то, — поморщился Гордеев, — но недельку с вами поживу. Или до окончания дела, если оно раньше завершится.

Заставнюк скептически улыбнулся.

— Думаете, так быстро управимся?

— Не знаю. Но очень надеюсь. Савелий Ильич, вы меня не просветите насчет таких замечательных шахматистов, как Климук и Бойков?

— Думаете, кто-то из них мог довести Болотникова до самоубийства?

Юрий Петрович неопределенно пожал плечами.

— Да, насколько я помню, какие-то конфликты там были. Заочные в основном, вживую Болотников ни с кем не скандалил. А что именно вас интересует?

— Все. В рамках нашего дела, естественно.

— Ладно, в прошлом году Климука арестовали в Испании, в Линаресе, слышали?..

— Нет.

в Линаресе Гордеев бывал. Маленький городок в Андалусии, где живут всего полсотни тысяч необыкновенно приветливых испанцев. Каждый год на стыке зимы и весны Линарес становится шахматной столицей мира. И если Москва, например, гордится своим «самым открытым» и самым грандиозным турниром «Аэрофлота», то Линарес славится «самым закрытым» и самым элитным супертурниром. Видимо, Климуку это было не особенно в радость.

— Его арестовали, — продолжал Савелий Ильич, — за управление автомобилем в нетрезвом виде в окрестностях… Валенсии, и это притом, что расстояние между двумя городами составляет около четырехсот километров. Дело было ночью, а утром следующего дня он должен был играть партию против Мельника. Климук разогнал «феррари», принадлежавший его другу, индийцу Бэю, до двухсот километров в час, когда его стала преследовать полиция. Эту погоню потом показывали все крупнейшие телеканалы мира. Когда его наконец остановили, самостоятельно выйти из машины Климук не смог, равно как и не смог объяснить, кто он вообще такой и почему у него при себе оказался только женский паспорт на имя некоей Натальи Кашенцевой, уроженки города Краматорска. Два дня Климука продержали в местной тюрьме и, по его словам, всячески унижали. В конце концов шахматной гордости Украины предъявили обвинение в порче тюремного имущества (в карцере, чтобы хоть как-то согреться, он забрался в тюремный матрас), в неподчинении офицерам полиции и приговорили к тысяче долларов штрафа. Чуть позже Климук написал об этом инциденте тоненькую книжку с поэтичным названием «Я был замучен в тюрьме Валенсии», каковая брошюра была продана крупному английскому издательству за сто девяносто тысяч долларов. Кроме этого ареста, никакого настоящего криминала за Климуком не значится. Молодой шалопут, к шахматам у него талант, а в остальном вряд ли его стоит воспринимать всерьез. По-моему, Болотникова Климук мог раздражать, нервировать, даже бесить своей безалаберностью, но чтобы из-за Климука Болотников покончил с собой? Не верю.