Шрифт:
Глава 4. Переправа
Переправа через Керченский пролив отходящих войск Крымского фронта была одна из драматичных страниц истории Великой Отечественной войны. Почти всю зиму и весну на Керченский полуостров шли войска, техника, боеприпасы, горючее и другие материальные ценности. Для этого использовались корабли военно-морского флота и суда других ведомств. И вот теперь многое из того, что переводилось, надо было в короткий срок, под огнем противника, перебросить на кубанский берег. Задача казалась невыполнимой, но ее все равно надо было как-то решать.
После соответствующего распоряжения вице-адмирала Октябрьского Ф. С. в Керченский пролив стали прибывать суда с портов Туапсе, Новороссийск и с Азовского моря. Здесь было значительное количество небольших и даже мелких рыбацких суденышек, способных принять на борт не более 15–20 человек. Всего было привлечено для эвакуации 158 плавательных единиц. Далеко не все они были технически в удовлетворительном состоянии, подошли они, естественно, не все сразу. Эвакуация техники должна была осуществляться с порта Керчь, с пристаней КВМБ, завода имени Войкова, Капканы, Еникале, Жуковка. [90] Причем погрузка тяжелой техники могла нормально осуществляться в силу наличия погрузочных средств только в порту Керчь и на пристанях КВМБ. Однако этими средствами в полную силу из-за быстрого выхода противника в эти районы воспользоваться не удалось. Таким образом, основная эвакуация войск могла проходить в самой восточной части Керченского полуострова с пристаней Капканы, Еникале, Жуковка. Здесь и развернулись самые драматические события этой переправы. Непосредственной ее организацией занимались командиры КВМБ: капитан 1 ранга Белоусов С. Ф., капитан 3 ранга Студеничников А. Ф. и др. Ночью 15 мая из Аджимушкайских каменоломен в Еникале прибыло командование Крымского фронта, которое разместилось в одной из башен старой крепости. Командование фронтом вместе с КВМБ в течение всей эвакуации занималось организацией переправы и наведением порядка среди войск, скопившихся у пристаней. С причалов завода Войкова эвакуацией занималась группа командиров КВМБ во главе с контр-адмиралом Фроловым А. С. Официально эвакуация войск фронта началась 14 мая. Первое время, согласно приказу командования, переправляли только раненых, секретную материальную часть (гвардейские реактивные минометы), тяжелую артиллерию резерва Верховного Главнокомандования. [91] Во второй половине дня 15 мая противник резко усилил действия своей бомбардировочной авиации по переправе, позже он стал применять и артиллерию.
90
ЦВМА, ф. 1087, оп. 6, д. 43; Архив И О ВМФ. Отчет о боевых действиях КВМБ за период отхода с Керченского полуострова, лл. 17, 23.
91
ЦАМО РФ, ф. 402, оп. 9623, д. 12, л. 18; ф. 19 ГМП, оп. 222358, д. 2, л. 6; ф. 25, оп. 149070. д. 2, л. 21.
Командующий 47-й армии со своим полевым управлением еще раньше переправился на Таманский полуостров с целью организации там обороны. А что делал в этой обстановке Мехлис Л. З.? По свидетельству очевидцев и документов, он находился в боевых порядках войск, но в обстановке хаоса от его суетливых действий мало было толка. После войны адмирал Исаков И. С. рассказывал Симонову К. М.: "Я видел Мехлиса, когда нам было приказано эвакуировать то, что еще можно было эвакуировать с Керченского полуострова. Он делал вид, что ищет смерти. У него был не то разбит, не то легко ранен лоб, но перевязки не было, там была кровавая царапина с кровоподтеком, он был небрит несколько дней. Руки и ноги в грязи, он, видимо, помогал шоферу вытаскивать машину и после этого не счел нужным привести себя в порядок. Вид был отчаянный. Машина у него тоже была какая-то имевшая совершенно отчаянный вид, и ездил он вдвоем с шофером, без всякой охраны. Несмотря на трагичность положения, было что-то показное — человек показывает, что он ищет смерти". Когда я читал в архиве документы, то у меня сложилось мнение, что Мехлис на самом деле смерти в этой обстановке искал. 14 мая вечером он переправился через Керченский пролив (там была связь со Ставкой) и дал Сталину такую телеграмму: "Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной. Мы опозорили страну и должны быть прокляты". Как видим, здесь Мехлис не изменил своему правилу говорить "хозяину" только правду. Впрочем, методы вседозволенности он сохранил и в этой обстановке. Как и обычно, он попытался свалить вину и ответственность за происходящее на других. Таким "объектом" оказался командир КВМБ Фролов А. С. Мехлис набросился на него с бранью и, вытащив пистолет, хотел его расстрелять. Только вмешательство наркома ВМФ Кузнецова Н. Г спасло Фролова от смерти. Поостыв, после этого Мехлис возвратился на керченский берег в район крепости Еникале и там вместе с командирами 51-й армии проводил эвакуацию личного состава и организовывал многочисленные контратаки против наседающего противника. Характерно, что Мехлиса через Керченский пролив сопровождал туда и обратно капитан 3 ранга Студеничников А. Ф. Он мне рассказывал: "Для этого я использовал быстроходный катер, обратно по пути в Еникале после сеанса связи с Москвой Мехлис был хмурым и удрученным, казалось, что он был готов к самому худшему".
В районе крепости Ак-Бурну, отрезанной фашистами от основных сил Крымского фронта, кроме частей КВМБ, оказалась в результате отхода масса остатков частей и подразделений. Эти люди были неуправляемы, они заняли каменоломни в районе Ак-Бурну и ждали своей эвакуации на Большую Землю. Руководство КВМБ вместе с оставшимися здесь командирами Крымского фронта пыталось этих людей как-то использовать в боях при обороне крепости. Монастырский Ф. В., в своих мемуарах "Земля омытая кровью" (М., 1962) и лично мне во время встречи в Керчи рассказывал: "Я лично ходил в каменоломни и уговаривал засевших там военнослужащих. Я хотел их использовать в боевых действиях на передовой, которая находилась рядом. Но все было напрасно, никто не хотел мне подчиняться. Запомнилась девушка в военной форме, она тоже уговаривала военных идти в бой, пыталась повлиять на их мужское самолюбие, стыдила, но и она ничего не добилась. После перенесенных ужасов — бомбежки, артобстрела, панического отхода — страх просто сковал этих людей, и они не могли покинуть безопасное убежище".
Руководитель обороны КВМБ Мартынов В. А., имея указания командования фронта об эвакуации, к исходу 15 мая дал указание оставить крепость ночью 16 мая. В этой обстановке Мартынов считал, что предстоит эвакуация только людей КВМБ (700 человек), из 72-й кавалерийской дивизии (900 чел.) и около 100 военнослужащих из других частей, участвовавших в обороне крепости. Что же касается многих сотен военнослужащих в местных каменоломнях, то Мартынов сделал вид, что о них ничего не знает и эвакуация их его не касается. План отхода с передовой к местам погрузки на суда продуман не был, многие средние командиры просто не знали об эвакуации. Против такой спешной эвакуации возражал Монастырский Ф. А Он предлагал усилить оборону на передовой и держаться. Это бы оттягивало часть сил фашистов и ослабляло бы их атаки на переправах у восточной части Керченского полуострова. По этому поводу он два раза говорил с Мартыновым, но "самолюбивый и упрямый руководитель потерял способность объективно разбираться".
16 мая около 3.00 по приказу Мартынова В. А. были взорваны склады с боеприпасами КВМБ и Крымского фронта. [92] Тысячи снарядов, мин, авиабомб несколькими сильными взрывами взлетели на воздух. Эти взрывы помнят пожилые керчане, запомнили их и наши враги. Упоминаемый уже немецкий корреспондент, находившийся в это время где-то недалеко от Ак-Бурну, свидетельствует: "…Мы спали. Вдруг раздался страшный взрыв. Воздушная волна нас подняла вверх и снова бросила на землю. Весь дом дрожал и рассыпался. Снаряды, патроны и мины взрывались без перерыва. Все гудело, как чудовищный водопад. Наша дивизия была приведена в повышенную готовность. Мы уже не могли спать и смотрели ужасное зрелище страшного пожара. Когда взошло солнце, мы с удивлением увидели, что наши руки, лица, одежда, белые дома, машины и даже деревья и цветы в садах стали черными от сгоревшего пороха и взрывчатки". [93] Боясь быть пораженными разметающими снарядами, фашисты попятились от своего переднего края. Пожар огненной стеной отгородил эвакуирующихся от противника, даже при желании он не мог их преследовать.
92
ЦВМА, ф. 1087, оп. 5, д. 1025, лл. 193–201; ф. 2092, оп. 1, д. 119, лл. 343–355.
93
Das Reih от 31.05.1942.
Руководство КВМБ не предупредило всех людей о предстоящем взрыве, поэтому многие из них оказались в опасной зоне и погибли. Между тем, Мартынов В. А., не дожидаясь полной погрузки людей на пристани, отправился на одном из судов на Таманский полуостров. Взрыв складов послужил сигналом к эвакуации. К пристаням двинулись массы людей, которые до этого отсиживались в укрытиях и каменоломнях. Освещенные бушующим пожаром, группы и одиночки, постепенно превратившись в массу, стали заполнять пристани. Становилось ясно, что на всех мест на судах не хватит. В этой обстановке начальник штаба обороны крепости капитан Барабанов И. С. вместе с группой командиров и политработников принял единственно правильное решение: остановить эвакуацию и снова занять оборонительные позиции. Утром 16 мая в крепость возвратился батальонный комиссар Калинин Д. С, назначенный военным комиссаром крепости. Вместе с капитаном Барабановым И. С они руководили обороной еще 4 дня [94] . О Калинине уже тогда ходили легенды. Это был храбрый воин-политработник, ему давали крайне опасные и ответственные задания. Позже Калинин Д. С. совершал с разведывательными и диверсионными группами рейды в тыл врага. 1 мая 1943 г. в районе Анапы во время рейда он попал в окружение и подорвал себя противотанковой гранатой вместе с подбежавшими солдатами противника. В 1944 г. ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. [95] Среди ветеранов ходила легенда, что командир вражеской части в знак признательности героизма Калинина приказал его похоронить с воинскими почестями. На данном примере он учил своих подчиненных, как надо выполнять свой воинский долг. Задержку с присвоением Калинину Д. С. звания "Героя" ветераны объясняли как раз этим необычным фактом.
94
ЦВМА. ф. 2092, оп. 1, д. 119. л. 351. Архив ИО ВМФ, ф: 142, д.9151.лл. 92–94.
95
Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. Т. 1, М.: Воениздат, 1987, с. 612.
В связи с приказом Ставки о создании в Керчи обороны по типу Севастополя у командования Крымского фронта появилось определенное намерение использовать крепость. Для усиления гарнизона в районе Ак-Бурну планировалось перебросить с Таманского полуострова курсы младших лейтенантов [96] . Но в связи с общим ухудшением обстановки это мероприятие было отменено. Вечером 19 мая командование приказало эвакуировать оставшийся в крепости личный состав.
Второй эшелон эвакуации из крепости проходил более организованно. Командование учло недостатки эвакуации в ночь на 16 мая и особенно положительный опыт частей при оставлении Одессы в октябре 1941 г. После получения приказа об эвакуации было проведено совещание руководящего состава крепости. Было решено личному составу ничего не сообщать об эвакуации, а ориентировать на продолжительную оборону. Чтобы иметь достаточное количество людей для посадки на суда, было предложено командирам подразделений выделить 1/3 личного состава, якобы, для создания маневренной группы по отражению атак противника. Таким образом, когда подошли суда, командование крепости смогло сразу же организовать посадку 500 человек. Командир крепости Барабанов и комиссар Калинин, оставаясь на передовой, лично снимали людей с обороны и направляли на погрузку. Командование позаботилось о том, чтобы заранее подготовить причалы, сходни, расставить краснофлотцев для охраны порядка на причалах. Погрузка и отход проходили быстро, к 4.00 на пристани уже никого не оставалось. [97] Характерно, что после эвакуации второго эшелона фашисты еще несколько часов были в неведении. Только днем 19 мая после авиационной и артиллерийской подготовки с одновременной высадкой с моря шлюпочного десанта противник занял опустевшие крепостные сооружения и район причалов. [98]
96
Архив ИО ВМФ, ф. 10, д. 9718, л. 172.
97
ЦВМА. ф. 2092, оп. 1,д. 119,лл. 351–352.
98
Revaler Zeitung 21.05.1942.