Шрифт:
— Скажите ему, чтобы прекратил! — прошептал Алеко Никитич Индею Гордеевичу.
— Слушай, Бедейкер! — неожиданно возник Ефим Дынин. — Вот я тебя запросто спрошу, напрямки: почему ты почвенников не печатаешь?
Переводчица, схватившая было кусок холодца, положила его обратно на блюдо и перевела вопрос Бедейкеру.
А Дынин настаивал:
— Мне твои шиллинги не нужны. У меня, слава богу, коровенка есть и свинки бегают, но почему ты почвенников не переводишь?
Бедейкер постучал вилкой по бокалу. Алеко Никитич сделал то же самое. Наступила относительная тишина, в которой повисла фраза Ольги Владимировны: «А он мне нравится!».
— Господа! — с трудом поднялся Бедейкер. — У вас, как я слышал, лежит интересное произведение, которое может иметь успех у нашего читателя… Дорогой Алеко! Пользуюсь случаем и большим количеством людей и грошу тебя передать в мой журнал эту рукопись.
— Слушай, Бедейкер! — хлопнул его по плечу Ефим Дынин. — А ты мне на вопрос не ответил. Почему ты почвенников не печатаешь?
— Во-первых, Чарльз, — с дипломатическим дружелюбием сказал Алеко Никитич, — нехорошо выведывать редакционные тайны, а во-вторых, вопрос с публикацией этого произведения еще не решен…
— Это чудо, господин Бедейкер! — буквально зашлась Глория. Австралия будет в восторге!
Алеко Никитич под столом наступил ей на ногу и продолжал:
— У нас и без того много талантливых писателей. Бестиев, к примеру, сейчас закончил интересную повесть…
— Спасибо! — сказал Бедейкер. — Наш читатель знает имя Бестиев…
— Могу взять псевдоним! — подскочил Бестиев. — Волков… Чем плохо? А? Ну чем плохо-то?
— Как волков ни корми, он все в лес смотрит! — сострил Колбаско.
— Пошли танцевать, господин Бедейкер! — вдруг вскочила со своего места Ольга Владимировна. — «Я цыганочку свою работать не заста-а-авлю…»
И, тряся плечами и грудью, Ольга Владимировна стала надвигаться на Бедейкера.
Алеко Никитич захлопал в ладоши, отметив находчивость редакционной машинистки, и еще раз мысленно пообещал ей посодействовать в вопросе отдельной квартиры.
Все хлопали до тех пор, пока Ольга Владимировна вконец не затанцевала господина Бедейкера. И когда он, обливаясь потом, приложился к ее руке, она неожиданно притянула его за уши и впилась отчаянным длительным поцелуем одинокой женщины.
— За простых работников журнала! — заверещал Аркан Гайский. — Без них мы — ничто! За Ольгу Владимировну!
А Ольга Владимировна внезапно побледнела и выбежала из конференц-зала. Включили магнитофон, и начались танцы. Жена Свища выбрала Алеко Никитича. Свищ — Глорию. Индей Гордеевич пошел с Ригондой. Остальные — кто с кем.
— Прижми меня, Индюша, — прошептала Ригонда.
Но, странное дело, Индей Гордеевич почувствовал прежнюю индифферентность по отношению к супруге. Он танцевал с ней, смотрел на нее совершенно спокойно, прижимал по ее просьбе, но никаких возбуждающих токов не получал, да и, очевидно, не продуцировал.
— Труп! — сказала Ригонда и освободила его от обязанности партнера.
Индей Гордеевич сел опять за стол, пожевал цыплячью ножку и начал тупо наблюдать за вихрем невероятнейших сексапильных па, которые Ригонда выделывала с Бестиевым. Но Индея Гордеевича это вовсе не волновало.
«Вот и опять», — подумал он.
Свищ наяривал вприсядку под Тома Джонса.
Прием по случаю приезда господина Бедейкера постепенно обрел непринужденность. Самого высокого гостя атаковали хозяева.
«У вас легко, — говорил Гайский, — у вас все можно. А у нас сатирикам трудно. Душат. Завидуют. Надо иметь большое гражданское мужество».
(Из анонимной записки на имя Н.Р.)— А у меня, — Вовец опрокинул рюмку, — есть некие претензии к вашему Кортасару.
— Кортасар не их, — сказала переводчица, — Кортасар латиноамериканец.
Бедейкер кивнул.
Колбаско воровато гладил под столом руку переводчицы и взрывался каламбурами.
Вахтерша Аня внесла из подсобки раскаленный самовар и стала обносить гостей чаем, ошпаривая и обливая танцующих.
— А-а-а! — доносилось из коридора. — А-а-а!
— Ольга Владимировна лишнее перетанцевала. Надо ее успокоить, доверительно сказал Алеко Никитич жене Свища.
— Я ее отвезу домой! — обрадовался Аркан Гайский и выскочил в коридор.
Через короткое время опять из коридора раздалось душераздирающее «а-а-а!», и в конференц-зал вбежал красный Гайский.
— Кусается, стерва! — сказал он, рассматривая следы зубов Ольги Владимировны на своем левом предплечье.
— Теодор, — обратился Алеко Никитич к Дамменлибену, — уложите ее в моем кабинете.
Господин Бедейкер вдруг встал и попытался направиться к выходу.
Бестиев подскочил к нему и, взяв под руку, повел в сторону туалета.