Шрифт:
Вип-зал напоминал аэропорт, забитый пассажирами из-за многодневной задержки рейсов. Зал буквально кишел китайцами. В прокуренном воздухе звенело сплошное «янь! инь! юнь! мяо!», сквозь которое иногда прорывалась неописуемая матерная ругань с кавказским акцентом и русским многообразием.
— Почему так много китайцев? — изумился Вовец.
— А ты в Китае был? — спросил Колбаско.
— Нет.
— Так там еще больше…
К ним подошла длинноногая девушка в бикини.
— Что-нибудь закажете? — спросила она с улыбкой.
— Дарлинг! — сказал поэт. — Принеси-ка нам по двести грамм «Платинового стандарта».
— У вас карточки или за наличный расчет? — поинтересовалась девушка.
— Это мой гость! — грозно сказал Колбаско, указав на Вовца.
— А вы чей гость? — спросила девушка вежливо, но безразлично.
— Ты что, новенькая? — заорал Колбаско. — Я гость хозяина.
— Пойду спрошу у пит-босса, — сказала девушка и исчезла в китайской массе. Через короткое время она появилась с подносом, на котором стояли два стакана с водкой.
— То-то же, — гордо выдохнул Колбаско.
— Пит-босс разрешил принести вам «Гжелку», — доложила девушка, — но сказал, что это в последний раз. Вы уже и так задолжали.
— Совсем оборзели, — буркнул поэт, протягивая публицисту стакан…
Они выпили, давясь и морщась, и Колбаско стал протискиваться к своему любимому автомату с тремя птицами, а Вовец направился в туалет.
У входа в туалет стояла длинная очередь китайцев. Вовец пристроился за последним. Китаец повернулся к нему и, показав на очередь и отодвинув Вовца чуть назад, сказал:
— Янь инь тюнь пянь…
— Что пьянь? — не понял Вовец.
— Моя не пила пьянь! — замахал руками китаец. — Моя сань тинь пунь!
— Дунь, — миролюбиво сказал публицист.
Китаец дунул.
— Теперь плюнь, — попросил Вовец. Китаец плюнул.
— Фунь! — приказал Вовец, ничего не имея в виду.
Но китаец пукнул.
— Вонь! — брезгливо поморщился Вовец.
— Хань Вонь? — спросил китаец. — Твоя иссет Хань Вонь?.. Сейцяса! Сейцяса!.. Хань Вонь! Хань Вонь!
Через мгновенье откуда-то появился еще китаец и, протянув руку Вовцу представился: — Я Хань Вонь. А вы кто?
— Вовец, — вежливо поклонился публицист.
— Осенно приятно, — закивал китаец. — Вовеса! Сиказите, сто Хань Вонь будет за вами. Хоросё?
— Хоросё, — покорно согласился Вовец.
Когда он через сорок минут, выйдя из туалета, разыскал автомат с тремя птицами, Колбаско бил по клавише и причитал:
— Давайте, птичечки, давайте, маленькие, давайте, миленькие мои…
Барабаны завертелись, забурлюкали и, клацнув, замерли…
— Чтоб вы сдохли, порхатые вонючие! — заорал Колбаско. — Падлы горбоносые! Пидарасы говнокрылые!..
Вовцу показалось, что за эти сорок минут Колбаско постарел…
— Я пошел домой, — уже с трудом управляя языком, — сказал Вовец. — Давай бабки, которые я тебе одолжил…
— Ты что, серьезно?! — чуть не подавился Колбаско. — Я же на них играю!
Но Вовец настаивал:
— Ты их здесь засадишь, а мне жить не на что!
— Не засажу! Сегодня точно не засажу!
— А если ты сдохнешь за этим автоматом? — не уступал Вовец.
— Не сдохну! — клялся Колбаско. — Не сдохну!.. Ну хочешь, я сейчас завещание напишу!
— Ты что же, хочешь, чтоб я ждал твоей смерти? — заорал Вовец. Глаза его сделались бешеными, и он ткнул Колбаско в грудь.
Верзила, выполняющий предписание не допускать в «випе» конфликтов и драк, взял Вовца за плечи и поволок к выходу.
— Ноги моей больше не будет! — вырывался публицист. — Белого коня пришлете!..
VIII
Матерясь и проклиная все на свете, Вовец как мог добрался до дома, вошел в подъезд и сказал сам себе:
— Вот сяду сейчас в лифт и уеду куда глаза глядят…
Но лифт не работал.
К начавшемуся предутреннему просветлению ночи он наконец ввалился в квартиру. Чужие деревянные ноги абсолютно не слушались. Приходилось поочередно передвигать их обеими руками.
В комнате горел свет. На старом диване напротив работающего телевизора сидя храпела супруга. Вовец плюхнулся на стул и, тяжело дыша, заворчал:
— Совсем охамела… Ни тебе добрый вечер, ни поужинать…
Он вытащил из кармана смятые купюры полученной сегодня пенсии и, пересчитав, с ужасом обнаружил нехватку пятисот рублей…