Вдруг за раскрытым окном послышался рев мотора и грохот – и мгновенно стих.

– Славик! – воскликнула Нита.

– Славка-байкер, – подтвердил Мячик.

При слове «байкер» Саня и Леша, которые то выходили покурить, попинать ногой колеса и заглянуть еще раз под кузов, то входили и снова подсаживались поближе к малиновому варенью, переглянулись.

Байкеры были исконными врагами водителей. Они оказывались под левым, а то и под правым колесом машины в тот момент, когда их там никто не ожидал. И в следующий же момент с ревом исчезали, чтобы привести в полуобморочное состояние других водителей – или найти скорый бесславный конец на бескрайних дорогах России. Иначе как самоубийцами их водители не называли, в сугубо мужской компании прибавляя к этому слову крепкие эпитеты.

Дверь не приоткрылась, а распахнулась настежь. Не вошел, а будто влетел на мотоцикле черный кожаный человек.

Во всей невысокой, но крепко сбитой фигуре (ее обладателей в России издавна называют «крепышами») появившегося в комнате не было хотя бы крохотного кусочка, не обтянутого черной кожей. Только небритая нижняя часть лица под огромными черными очками, закрывавшими глаза, виски и лоб впритык к шлему, давала понять, что это живой человек с Земли, а не инопланетянин.

Витек покосился на вошедшего, и, как пишут в романах, тень прошла по его лицу: мотоциклы и мотоциклисты уже лет пять вызывали у него нечто вроде внутренней судороги.

Аппарат, на котором вошедший скорее прилетел, чем приехал, стоял за окном, всем видный, – отечественная «Ява», переделанная под «Харлея».

Два года назад Владислав сказал себе: «Если у меня не будет самолета, значит, у меня будет мотоцикл». Вложенные за эти два года в его мотоцикл деньги если не приближали его к стоимости небольшого двухместного самолета, то, пожалуй, дотягивали до ее половины.

Люди на мотоциклах делятся на две группы – байкеров и мотоциклистов. Мотоциклисты просто катаются или ездят по своим делам. Байкеры, как выразился однажды ближайший друг Владислава Игнат, «имеют свою тему». Они должны зарабатывать байкерским делом – чинить или переделывать мотоциклы, шить одежду для байкеров, участвовать в международных гонках и в международных байкерских фестивалях (очередной намечался в Санкт-Петербурге, куда вся западносибирская компания и собиралась своевременно рвануть).

Игнат выдвигал и такой тезис: «Настоящий байкер вообще не должен нигде работать – только кататься». А когда Владислав, только вступавший тогда в сообщество байкеров, спросил Игната: «А где же деньги-то брать? У предков, что ли? Так моим я, наоборот, помогать должен», Игнат ответил: «Существуют хорошие люди, которые нас спонсируют».

Владислав не знал имен этих людей и никогда их не видел. Он, конечно, продолжал все время подрабатывать и давал деньги родителям – он жил с ними вместе. Но Игнат и правда подкидывал ему не раз немалые деньги – на мотоцикл.

Но в их компании были люди, работавшие в офисах, – в том числе в представительствах иностранных фирм и банков. Всю неделю они ходят на службу, одетые с иголочки, а вечером в пятницу натягивают кожу. Как сказала Владиславу его новая знакомая из фирмы «Марко-консалтинг»: «На субботу-воскресенье я превращаюсь в плохую девчонку». У них были свои клубы – в Шумихе, в Шадринске, в Кургане. Чужие туда не допускались.

Владислав снял шлем и очки и молча обошел комнату, с каждым здороваясь за руку. Пожимая руки людям, ему незнакомым, – Сане, Леше, Жене, Ване-оперу и Тому, – не забывал представиться.

Нита, которая и позвала Владислава сюда, и единственная из всех знала, зачем он тут, взяла инициативу в свои руки.

– Слава, расскажи всем, что ты видел в марте у мостика. Здесь все свои, за дверь ничего не вынесут.

Ему освободили табурет. Слава уселся, оглядел всех.

– Ну, в общем, так. Часов десять вечера было. Я иду на скорости около 180. Вокруг, конечно, темнота полная, только дорогу перед собой освещаю фарой. И вдруг меня повело на мостике – подморозило к ночи, лед. Машина вправо пошла, чуть перила не сбил. А лед-то на реке уже подтаивал, я бы пробил его и сразу на дно ушел. Ну вот, когда я вправо пошел, то и фарой, ясное дело, шаркнул вправо – ну, как бы веером повел, пока машину не выправил. Ну, скорость-то в этот момент уже не та была. И я увидел… чудное что-то. Лежит на снегу вроде девушка, без шапки, блондинка. И лицо какое-то странное, в пятнах, что ли. А над ней стоят два типа, и один что-то совсем непонятное делает.

Владислав замолчал.

Все слушавшие не просто молчали – не дышали.

– И что же он делал? – с неожиданно суровой интонацией спросила Женя.

– Да фотографировал ее, вот что. Я сначала глазам не поверил, а когда уже пролетел – понял, что точно, фотографировал. Даже вспышка была. А тут я еще фарой помог.

Он еще помолчал и добавил с кривой улыбкой:

– В общем хороший, наверное, снимочек получился. Девушка-то мертвая была.

– Почему вы так думаете? – спросил Том.

– Да нога так была подвернута. У живых так не бывает. Второй на меня оглянулся – я его узнал.

Оглухинские хором воскликнули:

– Кто?

– А вот это, ребята, я пока не скажу – не хочу, чтоб меня до суда пришили. Суд-то, наверное, новый будет? Парень-то ваш зазря сел. Я вообще удивляюсь, что еще живой хожу, – тот-то меня скорей всего тоже узнал. Даже если в лицо не узнал – вычислил.

– По скорости, – сказал Ваня Бессонов.

– Ну да, – усмехнулся байкер. – И вроде не пасут меня. Правда, на моей скорости это только наши могли бы делать, другим не по зубам. А наших, значит, никого не купили.