Наблюдая, Фурсик выявил некоторые закономерности. Придерживали дверь по большей части те, кому делать это было трудно, – женщины, нагруженные тяжестями, и довольно старые люди. А чем больше был полон жизни и энергии проходящий через такую дверь человек, тем большую опасность представлял он для тех, кто шел за ним. Люди не делали так нарочно, они не были злыми. Они просто были заняты только собой, как дети, щенки или котята. Не помнили или не понимали, что вокруг них – люди, точно такие же, как и они сами.

И Фурсик видел однажды, как тщедушную старушку – из тех, про которых говорят «в чем душа держится» или «божий одуванчик», – дверь сбила с ног так, что она отлетела. Он помогал ей подняться, и старушка, поправляя платок, только приговаривала: «Батюшки, охранил Господь – все болит, но вроде цела». Фурсик, впрочем, вовсе не был в этом уверен – он рос в медицинской семье и знал, что трещина в кости может обнаружиться и позже.

С того дня он и стал клеить на эти жизнеопасные двери свои предупреждения:

Фурсик был уверен, что это не может не подействовать. И был, конечно, прав.

Когда наутро ни свет ни заря к нему заявилась Осинкина, он еще спал – после тяжелого трудового дня. Быстро вскочил, наскоро ополоснул физиономию – и они долго шептались о чем-то в его комнате. Следует, пожалуй, добавить, что Фурсик был одним из самых верных товарищей, на которого можно при случае полностью положиться, – то есть именно таким другом, иметь которого мы от души пожелали бы каждому читателю. Именно он по замыслу Жени должен был стать Координатором.

В конце разговора она вручила Фурсику большой пухлый конверт – и бегом побежала дальше.

Вскоре ее можно было видеть уже на другом конце Москвы, недалеко от Новодевичьего. Именно там, в доме с видом на маковки монастырских церквей, жила Маргаритка.

В доме с утра был переполох.

Выпускница той же школы, где училась Женя, и старшая ее подруга Маргаритка, вместо того, чтобы сидеть с семи утра за учебниками (все лето шла подготовка к экзаменам в Высшую школу экономики), уже давно ползала по полу, заглядывая под шкаф, под тахту и даже под холодильник.

– Ну где ежишка? Что он, с двенадцатого этажа, что ли, убежал? Так и протопал по лестнице до первого?..

Женя стояла в ожидании.

– Ой, вот он!

И Маргаритка стала палкой выгребать что-то из самого дальнего угла под тахтой.

– Ой, какой он толстый! Что это он так растолстел, а?

– Ест хорошо, – сказала Маргариткина мама. – Всю ночь молоко лакал – три блюдца вылакал.

А высокий, спортивный Маргариткин отец повел себя странно – выскочил из комнаты и в кухне, видела Женя из коридора, стал беззвучно сотрясаться, наклонясь над столом.

– Надо же – за ночь так разросся!

При этих Маргариткиных удивленных словах ее мама выскочила вслед за отцом. Он же, оставаясь в кухне, зажал себе рот ладонью и только глядел на жену выпученными глазами.

Так ничего и не поняв, озабоченная своими мыслями Женя пошла за Маргариткой, которая, ловко подхватив ежа ладонями под живот, понесла его в свою комнату.

Там они долго шептались. Результатом этого шепота стали переговоры Маргаритки по мобильному с неведомым Стасом:

– Дело идет о жизни человека…При чем тут киллеры? Не заказали, а посадили…Сколько сможешь, Стас. Если не можешь свои – переговори с вашим генеральным. Он же интересуется правами человека. Вот тут и нарушено право человека на свободу. Ты понимаешь, что такое – пожизненное? Читал про «позу Ку» в «Известиях»?…Совершенно невинен, Стас, можешь мне поверить. Мы все хорошо его знаем. Он не из тех, кто убивает, а из тех, кто спасает. Вот все и были уверены, что его в конце концов оправдают – по кассации. Да, можешь считать, что оказались наивными. Сегодня, сегодня, Стас. Крайний срок – завтра рано утром.

Женя слушала и глядела на говорившую во все глаза.

Это была совсем не та Маргаритка, которая только что ползала по полу, разыскивая своего ежишку. Теперь она говорила с приятелем – успешным предпринимателем. И казалось – по тону этого разговора и по самим словам, что она давно учится в одном из самых престижных вузов страны (куда, как известно читателю, только готовилась поступать), а может, уже и закончила его.

После Маргаритки набрала чей-то номер и Женя, кратко предуведомив кого-то, что минут через 35–40 она у него появится.

Далее путь Жени лежал к любимым москвичами Патриаршим прудам, точнее – на Малую Бронную.

Что касается странного поведения Маргариткиного отца, вызвано оно было следующим обстоятельством, которое, тайком от нее, будет открыто читателю, пока Женя преодолевает немалый путь от Пироговки на Патриаршие. Маргаритке же не суждено будет узнать об этом обстоятельстве долго-долго – до того времени, когда она сама обзаведется дочкой, и Маргариткины родители решат рассказать эту историю дочери и внучке – в неизвестно какое назидание.