— Вы, ребята, присматривайтесь к немцу, изучайте его — оно и бить его будет легче. Немец воюет как? Аккуратно. С утра начал — к обеду отработал. Помылся, побрился, покушал, конечно, кто живой остался, — и бай-бай отдыхать. Культурно, стервец, воюет.

— А вы, товарищ капитан, приметливый, — дружелюбно обронил кто-то.

— Вторую войну примечаю, — вздохнул капитан.

Приближался вечер. Мы распрощались с артиллеристами и двинулись к своему командному пункту.

— Давайте, майор, возьмем малость южнее, а то что ж без толку свои следы топтать, — предложил капитан, и я с ним согласился.

Прошли метров триста. Между деревьями замелькали фигуры. В лесу уже стало темнеть, к мы сначала заметили не людей, а белые пятна. Бросились наперерез. Группа оказалась безоружной. Двое раненых, остальные шестеро без повязок и без следов ранения.

— Почему без оружия? — спросил я бойцов.

Старшего узнать было невозможно: все в изодранном красноармейском обмундировании, кожа на лицах натянута, губы потрескались, глаза злые.

Мой вопрос остался без ответа.

— Садись, Коля, — как-то уж очень мягко обратился высокий боец к своему раненому товарищу, у которого голова и нога были обмотаны нательными рубашками.

— Почему без оружия? — повторил я.

— А нам, командир, только лопаты выдали. Говорили, здесь землю копать требуется, а тут, оказывается, воевать нужно.

— Кто такие и откуда? — спросил я у высокого, решив, что лучше разговаривать с одним, чем со всей группой сразу.

— Стройбатовцы мы, товарищ майор, из-под Мариамполя, — облизывая черные сухие губы, сказал боец.

— Ну а винтовки ваши все-таки где?

— Их на всю часть штук десять было, в комендантском взводе. А нас, товарищ майор, лопатками вооружили…

— Ну что ж… Пошли потихоньку.

Я знал, что в полосе нашей армии работали строительные батальоны. Они занимались своим делом — возводили укрепления вдоль границы. Но я не допускал мысли, что это многотысячное войско почти безоружно. Спросил у капитана-снабженца: действительно ли так было? Он утвердительно кивнул.

Километра три шли молча. Стройбатовцы, кажется, двигались из последних сил, но виду не показывали. В лесу стало совсем темно. Мы с трудом продирались сквозь густой кустарник. Сухо щелкали под ногами ветки. Потом потянуло сыростью. Кто-то обронил:

— Должно быть, река близко.

— А может, болото, — спокойно возразил капитан.

Сделали привал, перевязали раненых. Стройбатовцы повалились как подкошенные. Закурив, я увидел, как жадно стрельнул глазами по пачке папирос высокий боец. Предложил ему папиросу. Он с жадностью взял, а потом как-то уж очень тщательно стал разминать ее.

— Некурящий, что ли?..

— Курящий, товарищ майор. Все мы тут курящие, товарищ майор…

Я отдал пачку. Боец благодарно улыбнулся, и тут только я заметил, что он еще совсем мальчишка. Угостив товарищей папиросами, боец вернул мне остатки пачки и опустился рядом на землю. Я спросил, как они вырвались из окружения.

— Не вырвались, а выдрались, — задумчиво произнес он, вертя в своих черных пальцах белый мундштук папиросы. — Слишком долгий это рассказ… Хорошо, что вас повстречали… Третий день без хлеба и курева.

— Теперь уже недалеко. Раненых определим в медчасть, вас накормят. Разберемся, кого куда… — Мне окончательно понравился этот сильный, волевой, сдержанный боец, и я предложил: — Хотите стать связистом?

— Нет, — прямо ответил он, — связистом не стану. Мне нужно туда! — И махнул в ту сторону, откуда мы шли.

На командный пункт добрались уже ночью. Раненых определили в медчасть, остальных стройбатовцев направили, кажется, в саперный батальон. Я узнал, что принято решение отходить на Полоцк. Чтобы освободиться от лишнего груза, решено было уничтожить часть документов штаба армии. С рассветом под артиллерийским огнем противника мы тронулись в путь.

* * *

…Наша армия отходила на восток с тяжелыми кровопролитными боями. Не раз приходилось вступать в бой с противником и армейскому батальону связи. Таяли ряды связистов. Не вернулся со своей группой командир роты лейтенант Гаспарьян, посланный в первый день войны в Алитус.

Во время стычки за железнодорожную станцию Гайжуны погиб командир взвода телеграфно-телефонной роты лейтенант Овсянников, обеспечивавший проводную связь с одним из соединений. Когда дивизия начала отступать, был отдан соответствующий приказ и лейтенанту Овсянникову. Он ответил: «Линию не оставлю». Гитлеровцы наседали. Овсянников приказал своему помощнику быстрей снимать провода, а сам, выбрав удобную позицию, залег и открыл огонь из ручного пулемета. На несколько минут лейтенанту удалось прижать немцев к земле. Но схватка была слишком неравной. Овсянников погиб.