Шрифт:
Вот и Лукьянченко даже после такой блистательной победы, которую мы только что одержали, не просто сообщил об освобождении Старой Руссы, а поздравил меня. Все мы, наверное, носили в сердце этот город, как ноющую рану.
23 февраля командарм Трофименко собрал офицеров штаба, чтобы отметить 26-ю годовщину Красной Армии и поздравить нас с победой в Корсунь-Шевченковской операции. Он подвел итоги сражения, отметил особо отличившихся офицеров, остановился на трудностях и специфике предстоящих боев.
— На подготовку операции нам отведено только десять дней, — предупредил командарм. — Враг не успел еще как следует укрепиться. По сведениям разведки, в тактической зоне противника имеется в настоящее время только одна главная оборонительная полоса глубиной до восьми километров. Весна обещает быть ранней, и, если мы задержимся с началом наступления, все сорвется. Прошу учесть, мы с Лукьянченко доложили командующему фронтом генералу Коневу, что армия будет готова начать наступление в назначенный срок…
Генерал Лукьянченко огласил выписку из приказа о награждении офицеров штаба правительственными наградами за Корсунь-Шевченковскую операцию.
Член Военного совета армии генерал Иван Петрович Шевченко сообщил, что сейчас будет транслироваться из Москвы приказ Верховного Главнокомандующего. В комнату, где мы собрались, принесли приемник. Замигал зеленый глазок, зазвучали позывные Москвы… В наступившей тишине раздался знакомый голос диктора:
«Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, сержанты, офицеры и генералы, партизаны и партизанки!
26-ю годовщину Красной Армии народы нашей страны встречают в обстановке исторических побед советских войск над немецко-фашистскими войсками…
Советские войска устроили немцам новый Сталинград на правобережье Днепра, окружив и уничтожив в районе Корсунь-Шевченковский 10 немецких дивизий и одну бригаду…»
По комнате прошелестел глубокий вздох удовлетворения: «Это и про нас!»
…После очередной оттепели в ночь опять ударил мороз. Все запорошило мелким снежком, порывистый ветер предвещал метель. На узле связи я застал подполковника Поповича и майора Гринченко. Проговорили о делах до утра. Забот и трудностей хватало. Но все трое знали одно: связь должна работать надежно.
10
Мы уже привыкли на фронте недоверчиво относиться к весне. Вроде бы и радуешься после крепких ночных заморозков яркому дневному солнцу, вроде бы и веселит душу звонкая капель, а все с тревогой поглядываешь на почерневшие дороги, на забитые мокрым снегом низинки и кюветы… На припеке в предчувствии близкого тепла тяжелеют шинель и шапка… А опустится солнце, и опять по-зимнему продувает вечерний ветер.
С 1 марта прекратились ночные заморозки. Земля сразу набухла талой водой, дороги поплыли жирной грязью, зазвенели холодные ручьи, напряглись в последнем ожидании реки. Весна пришла рано даже для здешних мест.
После поражения под Корсунь-Шевченковским гитлеровцы отошли на рубеж Нов. Гребля, Рубаный Мост, Чемериское, Чижовка, Рыжановка и начали закрепляться. Основательно потрепанные танковые части они отвели в район Умани, подготавливая оборону по реке Горный Тикич.
В последних числах февраля КП 27-й армии переместился из Бараньего Поля в Бужанку. 5 марта после почти часовой артподготовки соединения нашей армии во взаимодействии с 2-й танковой и 5-й гвардейской танковой армиями прорвали передний край обороны противника на участке Рубаный Мост, Чемериское, Чижовка.
К исходу следующего дня наши части достигли реки Горный Тикич и начали форсирование. Автомашины с понтонными парками застряли, и передовым отрядам стрелковых соединений пришлось форсировать реку на подручных средствах. Захватив плацдармы на правом берегу реки, войска начали стремительно наступать на Христинивку и Умань.
Весенняя распутица сделала свое дело. Дороги оказались непроходимыми. Автотранспорт встал. Полевое управление армии не могло поспевать за войсками. Была создана небольшая оперативная группа во главе с командармом. В ее состав вошел и я со своим заместителем подполковником Поповичем.
Г. К. Попович (фото 1964 г.)
Основные радиосредства и весь автотранспорт армейского полка связи пришлось оставить в Бужанке. С оперативной группой командарма находились только пять радиостанций и два приемника. Их мы перевозили на подводах или переносили на руках.
В условиях быстрого продвижения войск радио являлось основным, а иногда и единственным средством связи. Радиогруппу возглавил инженер-капитан Комаров. Узел связи наш выглядел весьма примитивно: радиогруппа из двух работающих радиостанций (РСБ и РБМ) и двух приемников; телеграфная станция на один аппарат СТ-35 и Морзе и телефонная — на 6–8 абонентов внутренней и дальней связи. Две радиостанции РБМ, составлявшие мой резерв, пришлось отдать в корпуса.