Шрифт:
Трудные годы перестройки и последующих реформ прервали регулярность чтений, проводившихся ранее один раз в два года, но музей-усадьба выжила, а в 1997 г. по инициативе администрации Липецкой области и Чаплыгинского района были возобновлены чтения памяти П. П. Семенова-Тян-Шанского, которые были проведены под руководством вице-президента Русского географического общества (ныне почетного президента РГО), председателя Московского центра Русского географического общества академика В. М. Котлякова.
Глава первая
Заключение Парижского мира. – Моя поездка в деревню и возвращение. – Первые мероприятия Александра II – Поддержка, оказанная моему путешествию Географическим обществом. – Переезд Нижний – Казань – Кунгур – Урал и Екатеринбург. – Западно-Сибирская низменность. – Сибирская езда и некоторые особенности местного населения. – Ишимская степь. – Иртыш и Омск. – Генерал-губернатор Гасфорт. – Потанин и Валиханов. – Барабинская степь и Каинск. – Переправа через Обь в Бердском. – Барнаул. – Путешествие на Алтай. – Колыванское озеро. – Змеиногорск. – Реки Уба и Ульба и окружающие их белки. – Риддерск и Ивановский белок. – Путь в Семипалатинск
Ко времени моего возвращения в Петербург в 1855 году из двухлетнего заграничного путешествия во всех слоях столичного общества происходили оживленные толки о том, следует ли спешить с заключением мира или, наоборот, продолжать войну. Весь промышленный и финансовый мир стоял за скорейшее заключение мира, в военных же и патриотических кругах преобладало мнение о продолжении войны.
Тем не менее в правительственных сферах стремление к миру одержало верх, и князь Орлов был послан на Парижскую конференцию.
В начале осени я приехал к себе в деревню, где имел счастье встретить моего уже трехлетнего сына здоровым и невредимым: с необыкновенной любовью и самоотвержением вырастила его достойная воспитательница моей жены, Екатерина Михайловна Кареева.
С наступлением первых признаков весны 1856 года я поспешил вернуться в Петербург, где у меня было много дела. Мирные переговоры в Париже уже шли к концу, а ни о каких реформах еще не было слуху, хотя передовые люди столичной интеллигенции были глубоко убеждены, что самая неизбежная из реформ – освобождение крестьян – не заставит себя долго ждать. В провинции, наоборот, поместное дворянство было еще очень далеко от мысли даже о возможности освобождения крестьян. Конечно, и в Петербурге никто не решался называть предстоявшую законодательную реформу «освобождением крестьян». И когда первым законодательным актом царствования Александра II явилось высочайшее повеление о каких-то переменах в военных формах, – причем, между прочим, в форме генералов были введены красного цвета брюки, – то это дало повод лицам, склонным к легкому остроумию, говорить: «Ожидали законы, а вышли только панталоны!»
Конечно, в перемене форм выразилась слабость Александра II к формам одежды, не оставлявшая его до конца жизни. Однажды, уже в последние годы своей жизни, когда ему представлялся молодой офицер, впоследствии известный путешественник [3] , заказавший себе для этого новый мундир у одного из лучших портных в Петербурге, Александр II, относясь к представлявшемуся очень благосклонно, не удержался от замечания, что какой-то кантик на воротнике мундира был нашит неправильно, и спросил его несколько строгим голосом, у какого портного он заказывал мундир. Услыхав в ответ имя известного портного, государь сказал: «Скажи ему, что он – дурак».
3
По уточнениям, сделанным младшим современником П. П. Семенова-Тян-Шанского академиком Л. С. Бергом, принимавшим участие в подготовке первого издания (1946 г.) второго тома мемуаров путешественника на Тянь-Шань, речь идет о Брониславе Людвиговиче Громбч'eвском (1855–1926), отечественном путешественнике. После окончания военного училища Б. Л. Громбчевский служил в штабе туркестанского генерал-губернатора, был ординарцем у М. Д. Скобелева. В 1885–1886 гг. обследовал Центральный Тянь-Шань, бассейны Нарына, верховья Сырдарьи, а также Ферганский и Александровский хребты. В последующие годы осуществил труднейшую экспедицию на Памир, Гиндукуш, в Кашмир, на Северо-Западный Тибет, провел съемку более 1000 км пути. За эти экспедиции и отчеты о них Громбчевский был награжден серебряной медалью Русского географического общества. Следующие путешествия исследователь совершил на Памир, продолжив его изучение, к истокам Инда, в бассейн Раскемдарьи на Северный Тибет, в Кашгарию. За проведение многочисленных экспедиций по горным районам Средней Азии путешественнику была присуждена золотая медаль Русского географического общества.
В Географическом обществе при прежнем вице-председателе Муравьеве я нашел секретарем после умершего В. А. Милютина талантливого и выдававшегося между молодыми учеными в области экономических наук Евгения Ивановича Ламанского. Энергично принялся я за окончание обширного дополнения к первому тому Риттеровой Азии и нашел себе живое и деятельное содействие в почтенном и лучшем в России синологе, Василии Павловиче Васильеве [4] , с которым я очень сблизился в это время и который был действительно светлой личностью и горячим патриотом. В течение зимы 1855/56 года работа моя, уже давно начатая, пришла к концу Вместе с тем был закончен мной и перевод частей Риттеровой Азии, относящихся до Тянь-Шаня и Западной Сибири и вызывавших к ним еще более обширные дополнения. Этим-то предлогом я и воспользовался, чтобы осуществить свою заветную мечту – путешествие в Среднюю Азию.
4
Васильев Василий Павлович (1818–1900) – известный российский китаевед, востоковед, академик Петербургской академии наук. В 1840 г. после окончания отделения восточных языков Казанского университета был прикомандирован к русской духовной миссии в Пекине, где изучал китайский, монгольский, тибетский и маньчжурский языки, а также санскрит. С 1851 г. профессор Казанского университета, с 1855 г. – Петербургского. В. П. Васильев – ученый широкого профиля, ему принадлежат различные труды по китаеведению (истории, религии, географии, языку, литературе). Наиболее значимые: «Буддизм, его догматы, история и литература» (1857–1869, ч. 1–3) – исследование, составившее эпоху в изучении буддизма, переведено на немецкий и французский языки; «История и древности восточной части Средней Азии от X до XII в.» (1857); «Религия Востока: конфуцианство, буддизм и даосизм» (1873); «Анализ китайских иероглифов» (1866–1884. ч. 1, 2), в труде приведен очерк фонетики, морфологии и письменности Китая; «Очерк истории китайской литературы» (1880); «Графическая система китайских иероглифов. Опыт первого китайско-русского словаря» (1867).
Петр Петрович Семенов. 1851 г. Фотография
Но не только выставить на первый план желание мое проникнуть в Тянь-Шань, но даже вообще сообщать кому бы то ни было о моей твердой решимости проникнуть туда было бы с моей стороны крупной ошибкой, так как такое намерение встретило бы сильное противодействие со стороны Министерства иностранных дел, ревниво оберегавшего азиатские страны, лежавшие за русскими пределами, от вторжения русской географической науки в лице русских путешественников, в то время когда Германия уже открыто, на глазах всего мира, снаряжала свою экспедицию в Центральную Азию, направляя ее через Индию! Поэтому я с дипломатической осторожностью заявил официально перед Географическим обществом о необходимости для моих дополнений следующим томам Риттеровой Азии посетить те местности, которые в них описаны, а именно: Алтай, Киргизские степи и т. д. При этом я просил от Общества только нравственного содействия в форме открытых листов, рекомендаций и прочего и небольшой субсидии в 1000 рублей на приобретение инструментов и вообще на снаряжение экспедиции, принимая на себя все издержки самого путешествия. Должен отдать справедливость Михаилу Николаевичу Муравьеву что он со своей стороны отнесся с большим сочувствием к моему предложению и оказал моему путешествию возможное содействие, а в секретаре Географического общества, так же как и в председателе отделения физической географии А. Д. Озерском, и в членах совета я нашел живую поддержку.