Императорская казна в течение некоторого времени находилась в состоянии истощения и продолжает пребывать в этом состоянии, причем была сделана тщетная попытка поправить положение путем распространения слухов о возможности выпуска emprunt de la paix (займа мира). Это было уж слишком даже для бонапартовской Франции. К займу, заключенному под предлогом войны, прибавить еще один заем, заключаемый под предлогом мира, — это был проект, неприемлемый даже для парижских биржевиков. Кое-какие робкие голоса кастрированной парижской прессы осмелились сделать намек, что благодеяния Второй империи столь же велики, сколь и дороги, ибо нация заплатила за эти благодеяния увеличением государственного долга на 50 %. Проект займа мира в 500000000 франков был поэтому оставлен — отступление, которое только придало храбрости г-ну Фавру, чтобы выступить с пространной речью в Corps Legislatif [Законодательном корпусе. Ред.] об угрозе «финансового краха» и разорвать в клочки цветистую газовую вуаль, которую императорский бюджетных дел мастер набросил на государственную казну. Критические замечания о характерных чертах декабрьского режима, на которые отважились г-н Фавр и г-н Оливье в Corps Legislatif среди «chiens savants» («ученых собак») этого мнимого представительства, а также бешеные нападки на интриги «старых партий» [78] , которыми наводнена официальная, полуофициальная и официозная парижская пресса, одновременно свидетельствовали о наличии того неумолимого факта, что мятежный галльский дух снова возрождается из пепла и что продолжение господства узурпатора снова зависит от организации большого военного зрелища, как это имело место через два года после coup d'etat [государственного переворота. Ред.] и еще через два года после завершения крымского эпизода. Ясно, что самодержец Франции и самодержец России, под давлением одной и той же настоятельной необходимости бить в военные литавры, действуют во взаимном согласии. В то время как полуофициальные бонапартистские памфлеты предлагали прусскому принцу-регенту создание «Германского союза», связанное с «моральной компенсацией» в пользу Франции, император Александр, как это недавно утверждалось публично в изданиях германского «Национального союза» [79] и не было опровергнуто берлинской правительственной прессой, открыто предложил своему дяде присоединение к Пруссии всей Северной Германии до самого моря, на том условии, что Франции будут отданы рейнские провинции, а на продвижение России на Дунае будут смотреть сквозь пальцы. Именно это обстоятельство — одновременные заявления обоих самодержцев — и вызвало свидание в Теплице австрийского императора с принцем-регентом [80] . Однако на тот случай, если бы предпринятое ими искушение Пруссии не удалось, петербургские и парижские заговорщики приберегли потрясающий инцидент с сирийскими убийствами; последний должен был послужить поводом для французского вмешательства, которое открыло бы всеобщей европейской войне лазейку с черного хода в том случае, если бы она не смогла пройти через главные ворота. Что касается Англии, то я лишь добавлю, что в 1841 г. лорд Пальмерстон снабдил друзов оружием, которым они владеют и поныне, и что в 1846 г., путем соглашения с царем Николаем, он фактически уничтожил турецкое господство, обуздывавшее дикие племена Ливана, и выговорил для них мнимую независимость [81] , которая с течением времени и под умелым руководством иностранных заговорщиков могла породить только кровавую жатву.

Вы знаете, что нынешняя парламентская сессия не имеет себе равных по числу следующих одна за другой правительственных неудач. Помимо бесплодных мероприятий г-на Гладстона в отношении покровительственных пошлин, ни одна важная мера не была проведена. Но в то время как правительство брало обратно один билль за другим, оно ухитрилось контрабандным путем при втором чтении протащить небольшую резолюцию, состоящую всего из одной маленькой статьи, которая, если бы она была принята парламентом, вызвала бы величайшую конституционную перемену, которую когда-либо знала Англия с 1689 года [82] . Эта резолюция предлагала не более и не менее, как ликвидацию местной английской армии в Индии, поглощение ее британской армией и, следовательно, передачу верховного командования ею из рук генерал-губернатора в Калькутте Главному штабу в Лондоне, другими словами, герцогу Кембриджскому. Не говоря уж о других серьезных последствиях такой перемены, она поставила бы часть армии вне контроля парламента и усилила бы в величайшей степени прерогативы короны. По-видимому, некоторые члены Индийского совета, которые единодушно возражали против правительственного проекта, но в силу индийского акта 1858 г. [83] не могут быть членами палаты общин, инспирировали поддержку своего протеста несколькими членами парламента; и, когда правительство уже считало свою хитрость удавшейся, произошло внезапное парламентское emeute [восстание. Ред.], руководимое г-ном Хорсменом, которое как раз вовремя уничтожило правительственную интригу. Это затруднение кабинета, обнаружившееся совершенно неожиданно, и замешательство палаты общин, попавшей в ловушку благодаря своему собственному глубокому невежеству, представляло собой действительно забавное зрелище.

Объявленная стоимость экспорта за последний месяц отражает процесс сокращения британской торговли. В соответствии с тем, что я отмечал в предыдущей корреспонденции [См. настоящий том, стр. 76–80. Ред.], по сравнению с вывозом за июнь 1859 г., в июне 1860 г. наблюдается падение экспорта почти на 11/2 миллиона фунтов стерлингов.

Отчеты за июнь месяц для трех последних лет дают следующие цифры: (в ф. ст.)

1858 г. 10 241 433

1859 г. 10 665 891

1860 г. 9 236 454

За полугодие 1860 г., окончившееся 30 июня, объявленная стоимость экспорта на один миллион меньше, чем за тот же период 1859 года: (в ф. ст.)

1858 г. 53 467 804

1859 г. 63 003 159

1860 г. 62 019 989

Падение экспорта в июне приходится на хлопчатобумажные ткани, хлопчатобумажную пряжу, полотно, скобяные и ножевые товары, железо и камвольные ткани. Даже в экспорте фабричных шерстяных товаров, в торговле которыми наблюдался все время, за исключением текущего месяца, неуклонный рост, обнаруживается снижение по статье «шерстяная и камвольная пряжа». Экспорт хлопчатобумажных товаров в Британскую Индию за шесть месяцев упал с 6094430 ф. ст. в первой половине 1859 г. до 4738440 ф. ст. в первой половине 1860 г., т. е. приблизительно на 1360000 фунтов стерлингов.

Что же касается импорта, то самой поразительной чертой его являются громадные размеры поступлений хлопка. В июне 1860 г. было получено 2102048 центнеров против 1655306 центнеров в июне 1859 г. и 1339108 центнеров в июне 1858 года. За шесть месяцев поставки возросли не менее чем на 3 миллиона центнеров, или больше чем на 60 %. Стоимость хлопка, ввезенного в мае 1860 г., на 1800000 ф. ст. больше стоимости хлопка, ввезенного в мае 1859 года. На покупку хлопка-сырца в первые пять месяцев 1860 года было затрачено по меньшей мере на 61/2 миллионов ф. ст. больше, чем в тот же период 1859 года.

Если же мы сравним быстрое сокращение экспорта хлопчатобумажных товаров и пряжи с еще более значительным ростом ввоза хлопка, то станет ясно, что приближается кризис в хлопчатобумажной промышленности, тем более, что новые поступления хлопка-сырца сталкиваются с необычайно обильными запасами хлопка.

Написано К. Марксом. 28 июля 1860 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 6021, 11 августа 1860 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

В опубликованном недавно в Лондоне докладе комиссии британской национальной обороны говорится, что если бы император французов вздумал послать в Англию вражескую армию, то «все боеспособные суда королевского флота» не смогли бы помешать ей высадиться на каком-нибудь участке береговой линии Англии и Уэльса протяженностью в 2147 миль, не говоря уже о береговой линии Ирландии. Поскольку неоднократно, до и после опубликования знаменитой брошюры де Жуанвиля [84] , признавалось также, что при умелом командовании можно было бы осуществить высадку на Британских островах 100000 и более французов, единственно важным и заслуживающим рассмотрения является вопрос о том, какими средствами располагает Великобритания для оказания сопротивления такому вторжению.

Согласно решению палаты общин, в мае нынешнего года были опубликованы данные о численности британских сухопутных войск. Данные эти следующие: весь численный состав воинских частей равен 144148; строевых военнослужащих всех чинов на 1 мая — 133962; численность формирований милиционных войск — 19333. Когда эти данные были обнародованы, во всех трех королевствах со всех сторон раздался почти всеобщий голос протеста против способа расходования 75000000 долларов, ассигнованных по военной смете, поскольку проверка подлинной численности линейных войск, выраженной цифрой 144148 человек, «обнаружила тот поразительный факт, что едва ли можно собрать в каком-либо одном пункте для наступательных или оборонительных целей 30000 человек пехоты».