— Не говори так, Папа! — закричал Эндрю, зажимая пальцами уши, чтобы не слышать дальнейших слов, хотя он всё услышал.

— Ты раскаиваешься, но всё ещё не читаешь книгу.

— Я читаю её.

— Но ты не всегда держишь слова книги в памяти, потому что читаешь другие книги, которые тебе запрещено читать. Я видел, как ты копался в моих книгах, и я знаю, что ты тайком брал их с полок, как вор. Эти книги, которые не следует читать.

— Тогда зачем ты хранишь их? — спросил Эндрю, понимая, что задал коварный вопрос, чему был чрезвычайно рад. Реверенд Мэнесс отошёл к краю кровати. Стёкла его очков по-прежнему отражали пламя свечи.

— Я храню их, сказал он, чтобы ты сам сделал выводы и понял, от чего лучше держаться подальше, что бы это ни было.

Какими интересными были для него эти запрещённые книги. Он помнил, когда увидел их в первый раз на верхних полках в библиотеке отца, той самой маленькой комнате без окон в центральной части построенного Реверендом Мэнессом дома. Эндрю узнал эти книги, как только увидел их, не по названиям, которые включали такие слова как Тайна, Призрак, Ритуал и Тень, но скорее по характерному шрифту, напоминающему буквы его Библии, а так же по старому кожаному переплёту, который был словно поблекшее одеяние осенних сумерек. Он догадывался, что эти книги ему нельзя читать, ещё до того как отец открыто сказал ему об этом, и заставил мальчика покраснеть из-за желания узнать содержание этих книг. Эндрю стал одержим теми воображаемыми мирами, о которых говорилось в книгах, его преследовали странные вещи, которые представлялись ему космологией кошмаров. После того, как он попал в библиотеку отца и изучил многие интересующие его тома, он начал составлять детальный план карты этой таинственной вселенной — места, где солнце скрывалось из вида, где существовали холодные и мрачные города, где горы сотрясались из-за хранимых ими чудовищных тайн, где в лесах шумели таинственные ветры и моря были неправдоподобно спокойны. В своих снах он видел эту вселенную, которая далеко превосходила все видения и образы любой из прочитанных им книг, бесконечная ночь, опустившаяся на каждый воображаемый пейзаж.

Иногда во сне он обнаруживал себя стоящим на краю огромного ущелья, вокруг были поросли цветущих цветов, вдали виднелись тёмные очертания горных вершин под звёздным небом. Подобные величественные пейзажи часто возникали перед его глазами при чтении запретных книг, в которых иногда встречались иллюстрации. Но он не находил ни в одной книге того, что увидел во сне в небе над ущельем и горами. Каждая из ярких звёзд начала колыхаться в их окружающей тьме. Сначала они раскачивались, а затем перевернулись. Теперь он увидел обратную сторону звёзд, что не было похоже ни на что виденное им на земле. То, что открылось его взгляду, было похоже не на звёзды, а на нижнюю сторону больших камней, которые можно опрокинуть в лесах. Они менялись странным образом, так как менялось всё во вселенной. Ничто не было защищено от перемен, источником которых являлось что-то, пробудившееся во мраке, что-то, желающее перевернуть всё то, что было способно увидеть… и обладающее силой всё увидеть. Теперь лики звёзд передвигались вместе с другими объектами, которые заставляли их необычно блестеть. И затем эти объекты начали падать на землю, царапая ночное небо своими светящимися хвостами.

В этих ночных сновидениях над всем довлели силы, не признающие ни закона, ни разума, здесь ничто не обладало собственной природой и сущностью, но было лишь маской на лике абсолютной тьмы, которую никто никогда не видел.

Ещё будучи ребёнком он осознал, что открывающийся в его сновидениях мир был совсем не таким, как его описывал отец, это был тот самый мир, о котором упоминалось в той книге. Это было иное мироздание, но книги на полках отцовской библиотеки не могли дать ему того знания, которого он желал. Не обращая внимания на предупреждения отца, он мечтал прочитать действительно запретную книгу, хроники мёртвого мироздания, где бы действительно излагалась подлинная история вселенной.

Но где он мог найти такую книгу? На какой полке, и в какой библиотеке он сможет отыскать её? Будет ли удача на его стороне? Он был почти уверен, что найдёт книгу, так часто он думал об этом. В своих самых необычных видениях он обладал книгой, как будто она досталась ему в наследство. Хотя он видел книгу во сне, и даже мог ясно различать написанные слова, он с трудом разбирал странный шрифт. Он никогда не мог понять, что говорилось в книге. Это беспокоило его, он чувствовал странные импульсы, которые преследовали его во сне. Проснувшись, он ощущал эйфорию ужаса. Именно тогда окружающие его предметы начинали меняться, так как сны испортили его душу, а в его памяти остались слова запретной книги.

— Ты знал, что это было безнадёжно, — сказал Эндрю Мэнесс, стоя над лежащей на столе книгой и вглядываясь в рукописные страницы.

— Ты учил меня всегда читать правильные слова и всегда помнить их, но ты знал, что я прочту и другие. Ты знал меня. Ты знал, что я желал их существования, я хотел, чтобы эти слова были написаны на небе чёрными буквами. Потому что ты сам был автором книги. Этот город был неподходящим местом, и ты знал об этом. Но ты сказал себе, что это было единственное место, где то, что ты начал… не должно иметь продолжения, потому что ты испугался содеянного тобой и другими. На протяжении всех этих лет ты был заинтригован великим безумием, увлечён наиболее страшными тайнами и планами, потом ты испугался. Что ты обнаружил, что так испугало тебя? Ты и многие другие, которые были так заинтересованы в самых чудовищных вещах, о которых написано в книге. Ты учил меня, что все перемены гротескны, что сама возможность изменения есть зло. Хотя в книге, ты утверждаешь, что «трансформация является единственной истиной» — единственной истиной Тсалала, который находится по ту сторону закона или понимания. «Не существует природы вещей», ты пишешь в книге. «Нет лиц, есть только маски, скрывающие собой чёрный хаос». Ты писал, что в мире не существует таких вещей как прогресс или эволюция, но есть только различные видоизменения одних и тех же иллюзорных феноменов, непрерывное старение и разрушение поверхностных элементов, лишённых основополагающей сущности. Более того, ты так же утверждал, что ни для кого нет спасения, так как некого спасать, ничто и никто, кого можно было бы спасти — всё и каждое существо в отдельности существуют только для того, чтобы стать частью медленного и бесконечного водоворота мутаций, который мы наблюдаем каждую секунду нашей жизни, если мы просто посмотрим глазами Тсалала.

— Даже эти истины, о которых ты пишешь в своей книге, не могут стать причиной твоего страха, так как, несмотря на твой дрожащий голос, повествующий обо всём этом, твои интонации говорят о том, что ты зачарован и восхищён этой величайшей насмешкой вселенского маскарада, так называемой «галлюцинация лжи, которая омрачает знание всех, кроме избранных Тсалала». Это то, о чём ты не будешь говорить, или просто не силах, то, что стало причиной твоего страха. Что ты обнаружил, что заставило тебя вернуться в город и спрятаться за церковными доктринами? Осталось ли это знание в тебе, живым в твоей памяти? Именно это позволило тебе предсказать возвращение людей Мокстона.

— Ты знал, что это не подходящее место, когда привёс меня сюда ребёнком. И я знал об этом, когда я пришёл в этот город и остался здесь до тех пор, пока все не узнали, как долго я пробуду здесь.

Вскоре после того как Эндрю Мэнесс приехал в Мокстон, на улице к нему подошла старая женщина. Он стоял и смотрел в окно магазина ремонта обуви, который рано закрылся в то утро. Его размышления были прерваны, когда старая женщина сказала: