Словом, «Лорд»!

–  А чего это ты сегодня при звезде и всех регалиях?
– поинтересовался Нароков, критически осмотрев Литвинова с головы до ног.

–  Да Вавилов просил. К ним сегодня новый замминистра приезжает. Который их курировать будет. Знакомиться. Так сказать, прямое начальство.

–  Ну, если замминистра, то все ясно, По замминистрам ты специалист.

Последнее замечание «Лорда» было встречено всеобщим одобрением. Все помнили случившуюся несколькими годами раньше дискуссию между заместителем министра Горбовским и Маратом Литвиновым.

Шли испытания новой модификации самолета, что называется, на корню запланированной в большую серию. Вел эту работу Литвинов.

Испытания были срочные. И все сроки давно сорваны. В этом тяжкий крест летных испытаний: сроки окончания всей работы по созданию задуманной новой машины устанавливаются, естественно, в самом ее начале. А дальше последовательно идет проработка вариантов, расчеты, проектирование, выдача рабочих чертежей, изготовление «в металле», отладки и доводки на земле и лишь после всего этого наконец летные испытания. Каждый из этих этапов, говоря теоретически, может закончиться в установленный срок, может затянуться, может быть завершен досрочно. Но это - теоретически. Автор этой повести, соприкоснувшись в своей жизни с сотнями испытательных программ, наблюдал первый из перечисленных вариантов (в срок) всего несколько раз, последнего же из них (досрочно) не видел ни разу… А все задержки на промежуточных этапах, накладываясь друг на друга, и приводят к тому, что летные испытания зачастую начинаются после того, когда, согласно всем графикам и планам, должны были бы уже закончиться. Поэтому-то столь часто на испытательных аэродромах на вопрос о сроках окончания начинающейся завтра работы следует ответ: «Срок - вчера».

Именно так обстояло дело с машиной, о которой идет речь.

Ну, а когда сроки срываются, на испытательский коллектив полагается «нажимать». Одним из наиболее апробированных элементов такого нажима служит специальное прикрепление к испытаниям некоего руководящего лица. Предполагается, что это облеченное высокими полномочиями лицо поможет устранить текущие задержки, поднимет на недосягаемую высоту организацию дела и уж, во всяком случае, не позволит участникам работы терять время попусту.

При испытаниях модифицированного самолета, о котором идет речь, таким лицом был замминистра Горбовский. Он исправно приезжал каждое утро на аэродром, созывал утреннюю «пятиминутку» (более получаса она, как правило, не длилась), после чего включался в оперативное руководство.

Особенно много энергии замминистра, естественно, прикладывал к тому, чтобы как можно раньше отправить самолет в очередной полет. Непочтительные механики называли этот вид руководящей деятельности «выпихнизмом».

–  В чем дело? Почему не вылетаете?
– напористо спросил в одно прекрасное утро Горбовский.

–  Погоды нет, Алексей Алексеич, - ответил начбазы.

–  То есть как это нет? Видимость километра три, облачность с разрывами, чего еще вам надо?!
– За время пребывания на аэродроме замминистра научился неплохо определять на глаз погоду, а уж метеорологической терминологией овладел просто безукоризненно,-даже такими словами, как какие-нибудь там «нимбусы» или «страто-кумулюсы», оперировал без запинки.

–  Это тут, у нас. А в зоне еще дымка не разошлась. Густая. Литвинов только что туда на По-2 летал, смотрел, говорит: ничего не видно.

–  Литвинов? Где он?

–  Сейчас позову.
– Ведущий инженер взялся за трубку телефона.
– Летную комнату, пожалуйста… Наденька, дайте мне Литвинова на провод… Марат? Давай сюда, к нам. Алексей Алексеич тебя требует… Вот именно.

–  Что это вы сказали: «вот именно», - насторожился Горбовский.

–  Он спросил: «Что, подать сюда Ляпкина-Тяпкина?» Я подтвердил.

Конечно, со стороны ведущего такое раскрытие тайны телефонных переговоров было очевидным тактическим промахом, определившим тональность всего последующего собеседования - по принципу: «поп - свое, а черт - свое».

Поначалу Литвинов отвечал Горбовскому довольно флегматично:

–  Так это здесь, Алексей Алексеич, видно, а в зоне - сплошной туман… Да и вообще сверху видимость не такая, как с земли… Бессмысленно сейчас лететь… Когда? А вот когда распогодится… Нет, не после дождичка в четверг. Гораздо раньше…

Когда же разговор, что называется, зациклился, те же вопросы и те же ответы пошли по второму, а затем и по третьему разу, Литвинов, состроив при этом особо невинное лицо, как бы между прочим заметил:

–  Зачем вы меня уговариваете, Алексей Алексеич? Кому из нас виднее? Ведь моя квалификация выше вашей.

Последняя фраза привела Горбовского в смешанное состояние изумления и возмущения - таких сентенций ему от лиц, расположенных на так называемой иерархической лестнице ниже него, слышать до сего момента не приходилось.

–  То есть как это - выше?! Как это понимать?..

–  Так прямо и понимать… И, между прочим, проверить это несложно. Давайте поменяемся должностями. Что из этого получится? Вы на первом же взлете убьетесь. А я, наверное, недели две в вашем кабинете просижу, пока там разберутся, что в заместители министра не гожусь.