Она была моложе меня, однако тяжелая жизнь состарила лицо и сгорбила плечи; кожа почернела от угля, который надо было постоянно подкладывать в костры для выварки соли.

– Ты – дочь Эрке? – догадался я.

– Дочь Энны, – поправила она меня.

– Значит, я твой брат, – сказал я.

Вряд ли она мне поверила, да и с какой стати? Никто не возвращается живым из ямы смерти. Я выжил, поэтому Мерлин счел меня избранником богов и взял на воспитание, но как было объяснить это двум замученным женщинам?

– Танабурс! – внезапно воскликнула Эрке и подняла обе руки, чтобы защититься от зла. – Он забрал Виггиного отца! – Она завыла и закачалась из стороны в сторону. – Вошел в меня и забрал Виггиного отца. Он проклял меня, и Виггу, и мое лоно!

Она зарыдала. Линна, укоризненно поглядывая на меня, обняла мать.

– Танабурс, – сказал я, – не властен над Виггой. Вигга его убил, потому что Вигга сильнее. Танабурс не мог забрать Виггиного отца.

Мать если и услышала мои слова, то не поверила. Она раскачивалась в объятиях дочери, вспоминая полузабытое проклятие Танабурса, и слезы текли по изрытым оспой грязным щекам.

– Вигга убьет своего отца. Вот какое проклятие: сын убьет отца.

– Значит, Вигга жив, – сказал я.

Эрке внезапно перестала раскачиваться и мотнула головой.

– Мертвые возвращаются, чтобы убить. Мертвые детки. Я вижу их вон там, господин. – Она указала на море. – Все мои умершие детки идут, чтобы отомстить. – Она снова начала раскачиваться в объятиях у дочери. – И Вигга убьет своего отца. – Теперь она рыдала навзрыд. – Отец Вигги был такой красавчик! Такой большой и сильный. А Танабурс его проклял.

Эрке шмыгнула носом и минуту-другую пела колыбельную, прежде чем заговорить о моем отце: как его народ приплыл в Британию из-за моря и как он оружием добыл себе прекрасный дом. Как я понял, моя мать была служанкой в этом доме; саксонский вождь сделал ее своей наложницей и подарил мне жизнь, которую не сумел отнять Танабурс.

– Он был такой пригожий, такой красавчик. Все его боялись, но со мной он был ласковый. Мы вместе смеялись.

– Как его звали? – спросил я и, кажется, угадал ответ до того, как он прозвучал.

– Элла, – прошептала она. – Пригожий красавчик Элла. Элла. Дым заклубился у меня в голове; на миг сознание помутилось, как и у моей матери. Элла? Я – сын Эллы?

– Элла, – мечтательно повторила Эрке. – Пригожий красавчик Элла.

У меня больше не было вопросов. Я заставил себя встать на колени и обнять мать. Я расцеловал ее в обе щеки и сжал крепко-крепко, словно пытаясь вернуть часть жизни, которой был ей обязан. Она не вырывалась, но и сына во мне не признала. Я принялся выбирать вшей из ее головы.

Потом я догнал Линну и выяснил, что она замужем за местным рыбаком и у нее шестеро живых детей. Я дал ей золото – больше золота, чем она рассчитывала увидеть за всю жизнь. Вряд ли она догадывалась, что в мире вообще есть столько золота. Линна смотрела на слитки, не веря своим глазам.

– Наша мать по-прежнему рабыня? – спросил я.

– Мы все здесь рабы. – Линна обвела рукой крохотную деревушку.

– Здесь довольно, чтобы выкупить вас на волю, – сказал я, указывая на золото.

Она пожала плечами, давая понять, что их жизнь это мало изменит. Можно было отыскать хозяина и выкупить их самому, но я рассудил, что он наверняка живет далеко, а золото сможет облегчить жизнь даже рабам. И еще я дал себе клятву вернуться и сделать для них больше.

– Приглядывай за нашей матерью, – сказал я Линне.

– Хорошо, господин, – отвечала она, так, видимо, мне и не поверив.

– Не называй брата господином, – сказал я, но ничего добиться не смог.

Я спустился на берег, где ждали мои воины.

– Все, трогаемся, – объявил я. Было утро. Впереди лежал долгий путь. Дорога домой.

Домой к Кайнвин. К дочерям, в которых кровь британских королей соединилась с кровью их саксонских врагов. Ибо я – сын Эллы. Я стоял на зеленом холме над морем, дивился причудливому сплетению судеб и не мог уяснить, каков его смысл. Я сын Эллы, и что? Это ничего не объясняет и ничего от меня не требует. Рок неумолим. Я возвращался домой.

Первым дым приметил Исса. Он всегда отличался орлиным зрением и, пока я стоял на обрыве, силясь уяснить то, что сказала мать, различил над морем далекий дым.

– Господин, – позвал Исса.

В первый раз я не ответил – слишком был ошарашен. Я убью отца? И этот отец – Элла?

– Господин! – уже настойчивей повторил Исса. – Посмотри, господин, там что-то горит.

Он указывал в сторону Думнонии. Поначалу я думал, что Исса принял за дым полоску белых облаков среди дождевых туч, но два других копейщика подтвердили его правоту.