– Они отправятся, куда велишь.

Я шел с опаской, страшась зыбких теней и правой рукой делая знаки от дурных сил. Порою души, разлученные с телом, не находят дороги в Иной мир и бродят по земле, разыскивая свои прежние тела и мстя убийцам. Той ночью в Лугг Вейле было много таких душ, и я их боялся; однако Артур шагал среди мертвецов беспечно, одной рукой придерживая полу плаща над мокрой травой и грязью.

– Твои люди нужны мне в Силурии, – решительно сказал он. – Энгус Макайрем захочет ее разграбить. Его надо остановить.

Энгус – ирландский король Деметии – во время битвы перешел на сторону Артура и тем обеспечил ему победу. За это ирландцу обещали пленников и долю богатств Силурийского королевства.

– Пусть возьмет сто невольников, – объявил Артур, – и треть силурийской казны. Так мы договорились, хотя он все равно попытается нас обмануть.

– Я прослежу, чтобы не обманул, господин.

– Нет, не ты. Позволишь Галахаду повести твоих людей? Я кивнул, пряча удивление, потом спросил:

– А что делать мне?

– Силурия меня беспокоит, – продолжал Артур, словно не слыша вопроса. Он нахмурился. – Ею дурно управляли, Дерфель, очень дурно.

Сказано это было с глубоким отвращением. Для всех нас дурное правление так же естественно, как снег зимою или цветы по весне, однако Артур искренне ему ужасался. Мы помним Артура легендарным воином в сияющих доспехах и с острым мечом в руке, он же хотел остаться в памяти людей добрым, честным и справедливым правителем. Меч давал ему власть, а он уступал эту власть закону.

– Королевство незначительное, но, если не навести там порядок, хлопот с ним не оберешься. – Он думал вслух, пытаясь предугадать все препятствия, отделяющие эту ночь после боя от его мечты о мирной объединенной Британии. – Идеальным решением было бы разделить Силурию между Гвентом и Повисом.

– А что мешает? – спросил я.

– Я обещал ее Ланселоту, – отвечал Артур тоном, не допускающим возражений.

Я промолчал, только тронул рукоять Хьюэлбейна, чтобы сталь защитила мою душу от порчи. Я смотрел на груды мертвых тел перед лесом, который мои люди защищали весь долгий вчерашний день.

Много храбрецов отличилось в том бою, только не Ланселот. За все те годы, что я служил под началом Артура, за все годы знакомства с Ланселотом я никогда не видел его в боевом строю. Видел, как он преследует разбитого врага, как ведет пленных перед ликующей толпой, но никогда – в жаркой стычке двух сошедшихся щитами воинств. Изгнанный король Беноика, свергнутый прихлынувшей из Галлии ордой франков, он ни разу, насколько я знал, не обратил копье против захватчиков. И все же барды по всей Британии воспевали его доблесть. Ланселот, король без королевства, герой сотни сражений, меч бриттов, прекрасный и скорбный воитель… И всю славу добыли ему песни, не меч. Мы были врагами, и оба – друзья Артуру, поэтому жили в состоянии напряженного перемирия.

Артур знал, как я отношусь к Ланселоту. Он тронул меня за локоть, и мы вместе двинулись на юг, к грудам мертвых тел.

– Ланселот – союзник Думнонии. Если Ланселот будет править Силурией, мы сможем ее не опасаться. А если Ланселот женится на Кайнвин, то и Повис его поддержит.

Как только прозвучали эти слова, моя ненависть вспыхнула с новой силой, и все же я промолчал. Что возразить? Я сын раба-сакса, молодой воин с отрядом бойцов, но без земли, а Кайнвин – принцесса Повиса. Ее называли «серена», звезда, и она сияла над блеклой землей, словно искорка солнца в грязи. Ее обещали Артуру, а он предпочел Гвиневеру, что стало причиной войны, закончившейся вчера бойней в Лугг Вейле. Теперь, чтобы наступил мир, Кайнвин должна была выйти за Ланселота, моего врага, в то время как я, ничтожный, ее любил. Я носил ее брошь на одежде и ее образ в душе. Я даже поклялся защищать ее, и она не отвергла мою клятву. Тогда я поверил, что моя любовь не безнадежна. Тщетное обольщение! Кайнвин – принцесса и выйдет за короля, а я рожден в рабстве и должен искать жену попроще. Итак, я промолчал о своей любви к Кайнвин, и Артур, решавший судьбу Британии в ночь после победы, ничего не заподозрил. Да и как иначе? Признайся я, что люблю Кайнвин, он воспринял бы это как честолюбивое желание петуха из навозной кучи сочетаться браком с орлицей.

– Ты ведь знаешь Кайнвин? – спросил Артур.

– Да, господин.

– И она хорошо к тебе относится, – полувопросительно, полуутвердительно продолжал он.

– Смею надеяться, – честно отвечал я, вспоминая серебристую красу Кайнвин и замирая при мысли, что она достанется Ланселоту. – Настолько хорошо, что даже призналась: она не хочет этого брака.

– Ас какой стати ей хотеть? – спросил Артур. – Она никогда не видела Ланселота. Мне не нужно ее желание, Дерфель, мне нужна лишь покорность.

Я замялся. Перед сражением, когда Тевдрик всеми силами стремился покончить с войной, разорявшей его земли, меня отправили к Горфиддиду, чтобы склонить его к миру. Из посольства ничего не вышло, однако я поговорил с Кайнвин и рассказал, что Артур надеется на ее брак с Ланселотом. Она не отказалась, но и не обрадовалась. Разумеется, тогда никто не верил, что Артур разобьет отца Кайнвин в бою; тем не менее она предполагала такую возможность и попросила меня в случае победы ходатайствовать за нее перед Артуром. Она взывала к его заступничеству, и я, сжигаемый любовью, перевел эту просьбу в мольбу не выдавать ее замуж против воли. Сейчас я сказал Артуру, что она просит его защиты.