– На восточном? – неуверенно предположил он.

Полман кивнул.

– Согласен. Прорвав наш левый фланг, он окажется между нами и Ассайе и таким образом расколет нас надвое.

– Но тогда нам будет легче взять его в кольцо, – указал Додд.

– Я бы предпочел не допустить такой вариант развития событий.

Полман опасался, что, прорвавшись на левом фланге, британцы могут захватить Ассайе, и, хотя в общем тактическом плане это не имело бы большого значения, поскольку все три бригады сохраняли свободу оперативного маневра, над спрятанным в деревне золотом могла бы нависнуть серьезная опасность. Вот почему он хотел по мере возможности укрепить восточный фланг, а самой боеспособной из имеющихся в его распоряжении частей был, несомненно, полк Додда. Сейчас левый фланг защищал один из полков Дюпона, неплохо обученный и вполне надежный, но все же не столь хороший, как Кобры майора.

Полман кивнул в сторону одетых в коричневые мундиры пехотинцев голландца, взгляды которых притягивала расположенная за рекой деревня Таункли.

– Хорошие солдаты. Но ваши лучше.

– Лучших найти трудно.

– Остается лишь надеяться, что они не дрогнут, потому что на месте Уэлсли я бы атаковал именно на том участке. Лобовой удар, фланговый обходной маневр и выход в тыл с захватом Ассайе. Признаюсь, мне немного не по себе.

Не разделяя не вполне понятной тревоги полковника – Додд полагал, что даже самые лучшие в мире части не смогли бы сохранить боеспособность после переправы через реку под убийственным огнем артиллерийских батарей, – майор соглашался с ним в оценке важности левого фланга.

– Так дайте Дюпону подкрепление, – не подозревая подвоха, предложил он.

Полман довольно убедительно изобразил удивление, словно мысль о подкреплении не приходила ему в голову.

– Вы думаете? Хм, действительно. Почему бы и нет? Вы готовы, майор? Закрыть левый фланг?

– Левый фланг? – с сомнением протянул Додд.

Согласно традиции, самым почетным местом в боевом порядке считался правый фланг, и, хотя в войсках Полмана этого правила не придерживались, а многие о такого рода тонкостях даже не слыхивали, Уильям Додд мог счесть перевод на левый фланг унизительным. Именно поэтому Полман разыграл спектакль, спровоцировав капризного англичанина на неосторожное предложение.

– Разумеется, Дюпон командовать вами не будет – вы остаетесь в моем прямом подчинении и сохраните полную оперативную самостоятельность, – заверил майора Полман и, выдержав паузу, добавил: – Конечно, если вы откажетесь, я пойму ваши резоны, но тогда честь разгромить правый фланг британцев придется уступить кому-то другому.

– Мой полк справится с задачей, сэр! – торжественно провозгласил Додд.

– Имейте в виду, на вас ложится большая ответственность.

– Я выполню задание! – твердо пообещал майор.

Полковник благодарно улыбнулся.

– Признаюсь, я надеялся, что именно это вы и скажете. Другими полками командуют лягушатники и голландцы, а я хотел бы иметь на самом ответственном участке именно англичанина.

– Я в вашем распоряжении, сэр.

Вот и нашел глупца, думал Полман, возвращаясь к центру обороны. С другой стороны, что может быть лучше надежного и проверенного идиота? Через несколько минут Кобры Додда снялись с прежней позиции и передислоцировались на левый фланг. Строй сомкнулся. Все было готово. Оставалась лишь подождать, пока противник усугубит первую промашку еще одним просчетом и бросится в атаку, и тогда можно будет завершить карьеру блистательной победой, окрасив мутные воды Кайтны британской кровью. Только бы они не остановились, повторял как заклинание Полман. Только бы атаковали. И тогда этот день покроет его вечной славой.

Британский лагерь раскинулся вокруг Наулнии. Выстроившиеся шеренгами палатки приняли под свою тень усталую пехоту, квартирмейстеры отправились договариваться с сельчанами насчет покупки хлеба, а кавалеристы повели лошадей к протекавшей к северу от деревни реке Пурне. Один из эскадронов 19-го драгунского полка получил задание переправиться на другой берег и провести неглубокую, на пару миль, разведку.

Полковник Маккандлесс палатке предпочел раскидистое дерево. Ординарца у него не было, брать слугу он не хотел, а потому сам вытер Эола пучком соломы. Шарп принес с реки ведро воды.

– Вы понимаете, сержант, что мне пришлось пойти на подделку ордера? – строго спросил шотландец, когда Шарп поставил ведро.

– Так точно, сэр. Хотел вас поблагодарить...

– Сомневаюсь, что заслуживаю благодарности, и тешу себя надеждой, что, возможно, предотвратил большую несправедливость. – Он поднял седельную сумку, вынул из нее Библию и протянул книгу Шарпу. – Положите на Писание правую руку и поклянитесь, что не совершали того, в чем вас обвиняют.

Сержант положил руку на потертый переплет. Чувствовал он себя при этом довольно глупо, но Маккандлесс подошел к делу со всей серьезностью, и Шарп тоже попытался придать лицу соответствующее значимости момента выражение.

– Клянусь, сэр. Я его не трогал и даже не видел. – Прозвучало убедительно, в меру торжественно, с долей праведного возмущения и святой невинности, но то было слабое утешение. Пусть пока опасность прошла стороной, но просто так – и это Шарп понимал – от обвинения не открутишься. – И что теперь, сэр?

– Наш долг сделать все для торжества истины, – туманно ответил Маккандлесс. Он все еще не мог избавиться от чувства, что в ордере что-то не так. Забрав у Шарпа Библию, полковник спрятал ее в сумку и, устало вздохнув, потер поясницу. – Сколько мы сегодня прошли? Миль четырнадцать? Или пятнадцать?