— А как там ваши летуны? У них тоже было всё в порядке. Рёва самолётного не уменьшилось? — пошутил Андрей.

— У них тоже, вроде бы, всё было в порядке. Деталей их службы, как ты понимаешь, я и сам не знаю. Рёва, как ты говоришь, конечно, не уменьшилось, но мы к нему, как и все, привыкли. Было, правда, у лётчиков два года назад ЧП.

— И что же случилось?

— Самолёт разбился.

— Да ты что! И как же это произошло?

Николай поведал Морозевичу эту болезненную для всего гарнизона историю. В 1977-м году на взлёте с аэродрома произошла катастрофа МиГ-23 М.

Николай не знал всех подробностей катастрофы, но слышал, что лётчик ночью не рассчитал длину взлёта. А когда пилоту стало ясно, что полоса заканчивается и прекращать взлет уже поздно, он стал убирать шасси. Он также выпустил парашют, но тот сразу же сгорел. Сам же самолёт просел, ударился о насыпь шоссейной дороги, чудом не зацепив при этом проезжавший автобус, и разваливался на части. На аэродроме Цербста взлёт в основном был в направлении города, под небольшим углом к дороге. Редко, когда начинался сильный восточный ветер, старт самолёта переносили к противоположному краю полосы. Когда самолёт разбился, кресло с пилотом ударом о насыпь выбросило из самолета, и его даже не сразу нашли. Вот такая трагическая история.

— Да, есть ещё один нюанс, — уже улыбаясь, заметил Николай, видимо, что-то вспомнив. — Ты помнишь, я тебе рассказывал о Цербсте, не о гарнизоне, а о самом городе?

— Естественно, помню.

— Я говорил, что сам город известен только потому, что является родиной Екатерины Великой. Так вот, есть небольшое, но существенное уточнение. Оказывается, что Цербст вроде бы и не является родным городом Екатерины.

— Как это? — удивился Андрей.

— А вот так. Говорят о том, что место подлинного рождения императрицы Екатерины Великой — город Штеттин. В этом городе служил отец её величества, пребывая командиром полка и имея казенную квартиру из трёх комнат. В пятнадцать же лет будущая императрица была увезена в Петербург и в Цербсте была только один раз в возрасте одиннадцати лет — причём всего несколько суток.

— Не понятно. Ведь в городе, насколько мне известно, имеется музей, ей посвященный? Я слышал, не знаю насколько это верно, что в витринах некоторых магазинов даже выставлены её портреты? Что же это тогда — миф какой-то?

— Не знаю, миф или не миф. Скорее всего, это просто коммерция. Вероятно, жителям Цербста было интересно изобрести родину Екатерины Великой в Цербсте. Это привлекало сюда туристов, и было, наверное, не последней статьёй дохода в муниципальном бюджете. А потом все к этому привыкли и уже все считают, что так и было всё на самом деле.

— Да, интересно, и немного странно, — покачал головой Андрей, думая в то же время о том, что вот Виленские, работая вблизи довольно невзрачного городишка, активно интересовались его историей, понимая, что такие познания разширяют их кругозор и пвышают интеллектуальный уровень. Он вспомнил, каким в этом плане противоположным человеком был тот же Кирзонян, которого абсолютно не интересовала история города, в котором он работал, так же, впрочем, как и практически не интересовали его ни лругие немецкие города, ни нравы их обитателей. Какие же разные люди! А Виленский таки молодец — и работал в ГСВГ хорошо, и жил нормальной интересной жизнью.

Темы разговоров начинали исчерпываться. Правда, Виленские никуда не спешили — у отъезжающих ещё было время до подачи поезда — и они были рады общению со знакомым им человеком. Возможно, при других обстоятельствах и Морозевич беседовал бы дольше, ему эта встреча тоже приносила удовлетворение. Но, взглянув на часы, Андрей заторопился — до назначенного ему времени получения партбилета оставалось не так уж и много. Он попрощался с Виленскими, сообщил свой им свой адрес постоянного жительства в Полтаве и поспешил закончить свои дела в Вюнсдорфе. Но, прощаясь, он не забыл с улыбкой сказать Николаю:

— Передавай от меня привет Белоруссии. Может быть, когда-нибудь и наведаюсь в такой памятный для меня край.

В Белоруссии он, и вправду, несколько позже побывал, но только летая в Минск по делам работы. А вот в тех краях, где прошло его раннее детство, ему, к сожалению, больше побывать так и не удалось.

С получением партийного билета у Андрея никаких проблем не возникло. Правда, это действо немного и задержалось, и затянулось, а потому, когда Морозевич уже вновь вернулся на вокзал, поезд Вюнсдорф-Москва уже отбыл по назначению. Андрей направился к другой платформе и, затем, тоже отправился в пункт своего назначения. Но в течение всего времени езды до Белитц-Хальштеттена его не покидало какое-то двойственное чувство — и радости, и, одновремённо, грусти.

Дома Валерия поздравила мужа со столь знаменательным событием, как получение партийного билета, Андрей же в свою очередь рассказал ей о новой встрече в Вюнсдорфе.

ГЛАВА 38. Непростое решение

А далее вновь потянулись рабочие дни апреля. Поездки четы Морозевичей, вместе или порознь, временно прекратились. Но в ближайшую субботу полноценно отдыхать Андрею не довелось, хотя он и не занят был работой. В пятницу, после разгрузки очередного вагона с углём он сидел во дворе котельной на лавочке, курил, разговаривал с другими отдыхающими кочегарами и наблюдал, как кочегар Иголкин снова возится со своей "Волгой". Стояли тёплые дни и тот, вероятно, решил заняться покраской машины, не так уж много времени оставалось ему до отъезда. Но делал он эту работу, наверное, подготовительную, как-то по-хитрому. Ранее он покрасил белой краской (которая к этому времени уже высохла) горизонтальную полосу шириной примерно 10 см, которая проходила ровной линией по дверям и крыльям машины с обеих сторон. А сейчас он из лейкопластыря шириной в 1 см отрезал полосочки и наклеивал их, примеряясь по длинной ровной рейке, на покрашенную белую линию. Периодически он отходил от машины подальше и, как бы не доверяя рейке, прикидывал на глаз ровно ли лёг лейкопластырь.