— Привет! Я тут краем уха услышал одну новость и решил свериться с первоисточником. Я думаю, что ты понял, о чём я говорю. Так это слухи или правда?

— Правда, — как-то грустно и одновремённо удовлетворённо промолвил Александров.

— И что произошло, почему ты уезжаешь?

— Ничего такого не произошло. А уезжаю потому, что не устраивает меня работа здесь. Это не работа, а потеря квалификации.

Морозевич знал, что, как и его жене, его тёзке не очень-то нравится работа в санчасти — Андрей как-то обмолвился об этом. Но он то не был врачом-педиатром и был более знаком с болезнями взрослых пациентов.

— И когда ты это понял?

— Да почти с самого начала, как вошёл в ритм этой работы. А твоей жене нравиться работать здесь?

— Куда уж там. В этом ты прав. И куда же ты уезжаешь?

— В Кёнигс, есть такой город наподобие Стендаля, где-то в 20–25 км от Берлина.

— Во как! Поближе к Берлину, значит. Да, это неплохо. И там санчасть получше?

— Там не санчасть, а что-то подобное медсанбату в Стендале. Но, главное, работа по прямой специальности.

— Да, это важно. Но как тебе это удалось? — удивился Морозевич.

— Ездил в Вюнсдорф, правда, там мне ничем не помогли. Только схлопотал нагоняй от начальства за обращение без разрешения командира в высшие инстанции. А он бы дал такое разрешение? Как бы ни так. Тогда я связался со своими некоторыми друзьями, точнее друзьями родителей, и они мне, наконец-то помогли. Длилось это, конечно, достаточно долго.

— Ясно, и в течение всего времени ты держал это в тайне.

— Ты знаешь, если бы я стал говорить об этом наперёд, то ещё неизвестно как бы всё вышло. О таких вещах наперёд не рассказывают, иначе не сбудется.

— Наверное, ты прав. Я и завидую тебе, точнее от имени жены — мне и здесь нравится, и одновремённо жалко расставаться. Мы с тобой если крепкими друзьями и не стали, то, по крайней мере, приятеля у меня здесь лучше не было.

— Взаимно. Мне тоже жаль с тобой расставаться, но что поделаешь.

— И когда ты уезжаешь?

— В пятницу или субботу. А с понедельника уже нужно выходить на новое место работы. Я тебе скажу честно — я вот радуюсь и бодрюсь, но на душе кошки всё же скребут — как то оно там сложится. Я ведь тоже здесь уже привык, а там пока что неизвестность.

— Это понятно. Но всё, Андрей, будет хорошо, — успокоил своего тёзку Морозевич. — Я в этом уверен. Удачи тебе на новом месте и Татьяне, и всего самого наилучшего.

И вот уже во второй раз за последние несколько дней Андрею пришлось расставаться с человеком, который ему нравился. А чуть более месяца назад уехал и Пивовар. Покидают и покидают Борстель неплохие, а то и просто хорошие люди. А кто вместо них, что кто будут за личности? На место Пивовара, правда, недели две назад уже прибыл новый кочегар. А вот Лукшина и Александрова будет очень не хватать, заменить их людьми с такими же характерами очень даже сложно. Эти мысли привели к тому, что Андрей совсем уж загрустил, так сильно, наверное, первый раз за всё время своего пребывания в Борстеле.

Когда Андрей рассказал Валерии о переезде Александрова и о своём с ним разговоре, то жена, после сожалений об его отъезде, сказала:

— Ты видишь, оказывается можно добиться и здесь в ГСВГ перевода на другую работу. Может быть, и мне съездить в Вюнсдорф и попросить, чтобы меня перевели куда-нибудь на работу по специальности? Возможно, они помогут мне. Конечно, вместе с тобой, но тебе ведь всё равно, где работать начальником теплохозяйства.

— Очень я в этом сомневаюсь, — покачал головой супруг. — Андрей же сказал, что ничем они там ему не помогли, только получил он нагоняй от начальства. Всё решилось не здесь, а фактически в Союзе. Окончательное решение принималось то здесь, но вот толчком к его принятию была просьба или указание — не знаю уж что — из Союза. А у нас, Лера, таких покровителей, к сожалению, нет. Да ещё представь себе — не успел один служащий перевестись, как из того же гарнизона собирается сбежать следующий. Как это будет выглядеть? Да ещё из одной службы. Подумают, что здесь чёрт те что творится, если все стараются отсюда сбежать. Ты понимаешь, какое к нам тогда отношение будет? Можно будет, конечно, попробовать, но только не сейчас — немного попозже.

— Ладно, — вздохнула Лера. — Подождём немного. А я сейчас завидую Александрову, смог он перебраться на работу, которая ему нравится. Когда мне так повезёт?

— Не переживай, — успокоил её супруг. — Как говорится, пути Господни неисповедимы, возможно, в чём-то повезёт и нам, — завершил он беседу такой неопределённостью.

Он даже себе представить себе не мог, что вскоре эта неопределённость начнётся превращаться не просто во что-то большее, а в самую что ни есть реальность.

ГЛАВА 18. Летит время

После отъезда Александрова Андрей заметно загрустил — теперь в гарнизоне не осталось (кроме жены, естественно) человека с которым он мог поговорить по душам, хоть изредка провести с ним свой досуг, сходить к Грише. Оставался таким хорошим знакомым человеком Леонид, но они никогда не дружили в юности, и сейчас он оставался просто земляком, с которым можно пообщаться, сходить друг к другу в гости, но они всё же отнюдь не были даже приятелями. Если требовалось обсудить какие-нибудь вопросы по работе, то ранее он мог посоветоваться с Лукшиным. Теперь и того в городке не было, и сейчас Морозевич по этим вопросам мог услышать мнение только Николая Кравченко, как более-менее опытного и толкового из остальных слесарей. Но принимать окончательные решения, конечно же, после подобных консультаций было сложно. Лукшин был опытным человеком и в большинстве случаев быстро улавливал задумки Андрея, а, значит, мог грамотно обсудить идею и поддержать его. Как пойдёт дело с Коридзе, Андрей пока что представить себе не мог, потому что они не обсуждали до сих пор с ним что-нибудь серьёзное, да и опыта у того в таких вопросах не было. Морозевичу предстояло вариться в собственном соку. Пока никаких проблематичных вопросов и не возникало, но что будет далее, какие коленца может выкинуть жизнь в будущем — никто предугадать не мог.