Шарп ждал. Скрипели снасти. Мачта едва заметно кренилась под порывами ветра. Вахтенный офицер мерил шагами шканцы, рулевой поворачивал штурвал, скрипел штуртрос. В вышине над ним на ветру бился флаг, борта судна вспенивали волны, а Шарп все ждал. Он вглядывался в далекие звезды, и они напоминали ему огни далекого бивуака. Словно в небе на привал расположилась громадная армия.

Шарп закрыл глаза, желая, чтобы возлюбленная поскорее пришла и чтобы это путешествие никогда не кончалось. Он мечтал о том, чтобы они вечно любили друг друга под этими звездами на корабле, который плыл бы по бесконечному морю. Шарпу хотелось забыть о том, что, когда «Каллиопа» пристанет к берегу, они расстанутся. Она отправится в дом своего мужа в Линкольншире, а Шарп – в Кент, где присоединится к новому полку.

Дверь отворилась, и появилась Грейс, закутанная в широкий плащ.

– Иди за мной, – прошептала она.

Шарп хотел спросить, что случилось, но в голосе Грейс ему почудилась тревога, поэтому он позволил ей взять себя за руку и повести наверх. Стояла непроглядная тьма – после девяти на корабле запрещалось жечь огни.

– Я видела, – прошептала Грейс, – как Полман направился в обеденную залу.

Рискуя попасться на глаза вахтенному офицеру и рулевому, они поднялись на бак, и леди Грейс показала на потолочное окно, из которого в нарушение приказа капитана лился слабый свет.

Крадучись, словно шаловливые дети, Шарп и леди Грейс приблизились. Из окна слышались голоса. Леди Грейс нагнулась, затем отклонилась назад и прошептала на ухо Шарпу:

– Они здесь.

Шарп последовал ее примеру и, наклонившись над окном, увидел внизу три склоненные над картой головы. Две принадлежали Кромвелю и Полману. Неожиданно Полман выпрямился, и Шарп отпрянул назад. Сквозь открытое окно вился дымок сигар.

– Morgen friih, – произнес по-немецки голос, который принадлежал не германцу Полману, а таинственному незнакомцу. Шарп снова наклонился вперед. Теперь он узнал говорившего. Это был слуга Полмана, утверждавший, что по национальности швейцарец.

– Morgen friih, – повторил Полман.

– Никогда нельзя быть уверенным до конца, барон, – произнес Кромвель.

– Вы все сделали правильно, друг мой, поэтому я уверен, завтра все пойдет как по маслу, – отвечал Полман.

Раздался звон бокалов. В окне показалась рука, Шарп и леди Грейс отпрянули назад. Окно затворили, и мгновением позже Шарп услыхал, как Кромвель распекает рулевого на шканцах.

– Придется подождать наверху, – прошептала леди Грейс.

Они скользнули в узкий проход между сигнальной пушкой и гакабортом и припали друг к другу в долгом поцелуе. И только спустя некоторое время Шарп спросил, что означают те слова по-немецки.

– Завтра утром, – перевела Грейс.

– Первым их произнес слуга Полмана. Разве слуги пьют вместе с господами? К тому же я слышал, как он изъяснялся по-французски, а сам клянется, что швейцарец.

– Швейцарцы, любимый, —улыбнулась леди Грейс, – говорят по-немецки и по-французски.

– Правда? – удивился Шарп. – А я-то думал, что по-швейцарски. – Она рассмеялась. Шарп упирался спиной в планшир, а Грейс сидела у его ног. – Возможно, они имели в виду, что хотят повернуть на запад? Мы плывем на юг уже четыре дня.

– Куда нам спешить, – вздохнула она. – Ах, как бы мне хотелось, чтобы это плавание никогда не закончилось! – Грейс поцеловала Шарпа в нос. – Сегодня за ужином ты был отвратительно груб с Уильямом.

– Вот уж нет! Мне пришлось держать язык за зубами, – отвечал он, – зато теперь моя голень – один сплошной синяк. – Шарп прикоснулся к ее щеке, восхищаясь тонким очерком скул. – Хоть он и твой муж, любовь моя, но порой мелет такую чушь! Обучать офицеров латыни! Какой прок от этой латыни? Леди Грейс пожала плечами.

– Если враг захочет убить тебя, Ричард, кого ты призовешь в защитники? Образованного джентльмена, толкующего Овидия, или неотесанного головореза размером со шкаф?

Шарп сделал вид, что размышляет над ее словами.

– Если ты так рассуждаешь, то, пожалуй, выберу ка я этого… приятеля Овидия. – Леди Грейс рассмеялась. И снова Шарп подумал, что эта женщина рождена для радости, а не для печали. – Я скучала по тебе, – прошептала она.

– И я по тебе, – отвечал Шарп.

Она выпростала руки из-под складок широкого черного плаща. Под плащом оказалась лишь сорочка. И до утра они позабыли про Кромвеля, Полмана и его таинственного слугу. Только серебристый диск луны освещал «Каллиопу», плывущую на юг ли, на запад? В ту ночь любовникам не было до этого никакого дела.

Капитан Пекьюлиа Кромвель, вглядываясь в подзорную трубу, беспокойно мерил шагами шканцы. Волнение капитана передалось пассажирам. Они гадали, что тревожит Кромвеля, и сошлись на том, что капитан ждет бури. Однако Кромвель не отдавал никаких приказаний – никто не убирал паруса и не проверял крепления пушек.

Эбенезер Файрли – набоб, который так горячо спорил с лордом Уильямом за ужином, – в поисках Шарпа вышел на верхнюю палубу.

– Надеюсь, мистер Шарп, вчерашние слова этого болвана не сильно вас расстроили, – пророкотал торговец.