— Смерть. Или жизнь. Что ты должен мне, Невар? Что ты отдашь мне, Невар?

Огромный стервятник вылетел нам навстречу, черно-белый, с ярко-алой бородкой под клювом — пухлой, отвратительной и одновременно угрожающей. Он открыл клюв, и я увидел, как странно прикреплен там язык и насколько острым он кажется.

— Я не Невар! Я мальчик-солдат из народа. Я ничего тебе не должен.

Птица изумленно разинула клюв, встопорщила перья на крыльях, уложила их обратно, и до меня донеслась мерзкая вонь падали.

— Ни от имени, ни от долгов так легко не избавляются, Невар. Ты тот, кто ты есть, и должен мне то, что должен. Отрицание этого не изменит.

— Меня зовут не Невар.

Умеют ли птицы ухмыляться?

— Невар — мальчик-солдат, сын солдата. Имя, которым ты пользуешься, дано тебе лишь потому, что ты Невар и солдатский сын. И сын-солдат. И это так же верно, как и то, что ты задолжал мне смерть. Или жизнь. Как бы ты ни пожелал это назвать, это ты мне и должен.

— Я ничего тебе не должен! — заорал на него мальчик-солдат, и его слова эхом отразились в далекой пещере.

Он оказался смелее меня. Его руки метнулись вперед, сгребли две полных пригоршни перьев и принялись трясти стервятника.

— Я ничего тебе не должен! Ни жизнь, ни смерть! Ничего не должен!

Где-то вдали кто-то закричал, и стервятник с безумным хохотом взлетел.

В лицо мальчику-солдату плеснула холодная вода; вздрогнув, он открыл глаза, заморгал, пытаясь сосредоточить взгляд, потом поднял трясущуюся руку утереться. Оликея сердито выпутывала свои волосы из его пальцев. Из меха, лежащего поблизости на земле, с журчанием вытекала вода. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что произошло, и обидеться.

— Ты плеснула в меня водой, — жалобно, точно хнычущий ребенок, простонал он дрожащим от слабости голосом.

— Ты дернул меня за волосы, когда я пыталась тебя напоить! И если ты думаешь, что ничего мне не должен, учти, что я должна тебе меньше, чем ничего!

Я едва различал черты ее лица, поскольку огонь прогорел, оставив лишь тусклое красное сияние углей. Мое тело замерзло и ныло. Оликея выглядела измученной и осунувшейся. Я заметил пряди ее волос, все еще запутавшиеся в моих пальцах. Видимо, я их вырвал.

— Прости, — ужаснувшись, выговорил я — и поразился тому, что действительно произнес это вслух. — Оликея! — начал было я, но внезапно вновь лишился дара речи.

Я чувствовал, как ярость гудит в теле мальчика-солдата. Он был слаб, болен и устал, ему едва хватало сил сдерживать меня. Я перестал с ним бороться и прислушался к словам Оликеи.

— У нас закончилась еда, и вряд ли удастся найти еще дров для костра. Мы должны отправиться на зимовье. Ты можешь идти?

Ему было трудно даже думать об этом, так сильно у него болела голова.

— Я не смогу идти быстроходом. Дай мне воды.

Она подняла с земли обмякший мех и поднесла к его губам. Он напился, удивляясь собственной жажде. Вода смыла налет с его рта и горла, и он немного пришел в себя.

— Ты права, — решил он, когда она убрала воду. — Нам нужно отсюда уходить. Даже если я не смогу воспользоваться быстроходом, нам стоит хотя бы просто идти.

Она мрачно кивнула.

Неожиданно из сумрака у нее за спиной проявился Ликари с охапкой собранной древесины.

— В темноте трудно что-то найти… Он уже очнулся? Тебе лучше? — Он наклонился неприятно близко, так что мальчик-солдат невольно отшатнулся и закрыл глаза. — Ты нашел имя? Когда малыши уходят в это странствие, они часто получают имя. Ты нашел свое имя?

— Невар, — прохрипел он.

Затем сердито покачал головой. Один раз — и даже от этого мир вокруг отчаянно завертелся. Он поднес руки к лицу. Его кожа оказалась сухой, горячей и тугой на ощупь. Он потер глаза — они запеклись коркой.

— Невар — это твое прежнее имя, — язвительно заметила Оликея. — И не думаю, что ты поступил мудро. Мы не готовы к тому, чтобы задержаться здесь до тех пор, пока ты не поправишься.

— Меня не волнует, считаешь ли ты меня мудрым.

Он оперся ладонями о пол пещеры, перевернулся на живот, подтянул колени и наконец неуверенно поднялся на ноги. Он пытался скрыть от нее, каких усилий это ему стоило, но, когда она взяла его руку и положила себе на плечи, ему не хватило духу отвергнуть помощь.