Шрифт:
Для осуществления духовной жизни мы должны перестать делить жизнь на отдельные категории. Наша жизнь разделяется на периоды работы, отдыха и развлечений. Мы отделяем деловую жизнь, жизнь любви и духовную жизнь от времени, отведённого для тела, спорта, упражнений и удовольствия. Окружающее нас общество отражает это разделение и увеличивает его. У нас есть церкви, где обитает священное, и коммерческие районы для мирского и светского; мы откололи обучение и воспитание от семейной жизни; интересы получения прибыли оторваны от интересов Земли и окружающей среды, от которых они зависят. Привычка разделясь жизнь на части настолько сильна, что она дробит наше виденье повсюду, куда мы обращаем взор.
Духовная практика легко может продолжать в нашей жизни этот стереотип дробления, если мы установили подразделения, определяя, что является священным, а что – нет, если мы будем называть некоторые позы, виды практики, технические приёмы, места, молитвы и фразы – «духовными», оставив вне духовности остальные части того, что мы такое. Мы можем разделить на категории даже свою глубочайшую внутреннюю жизнь.
Путешествуя по Таиланду, я познакомился с одним буддийским учителем, который наглядно показал мне, каким могучим фактором может оказаться разделение духовной жизни на категории. Это был 44-летний бирманский монах; он принимал участие в продемократических движениях и демонстрациях в Рангуне и после многолетних трудностей в конце концов бежал от репрессивной диктатуры, опасаясь за свою жизнь. Он нашёл убежище в лагерях для беженцев на границе между Бирмой и Таиландом. В этих лагерях он учил дхарме и деятельно трудился, чтобы поддерживать справедливость, сострадание и духовную жизнь перед лицом невероятных трудностей. Ученики и прочие окружающие его люди часто находились на грани голода, страдали от тропических заболеваний, не получая лекарств или другой поддержки. К тому же периодически имели место рейды бирманской армии. Однако встречаясь со всем этим, он оставался устойчивой путеводной звездой для окружающих. И вот в это время ему помогала молодая женщина из тайской деревни чуть старше двадцати лет. Сначала она приносила ему еду и подношения, помогала в домашней работе; но мало-помалу они полюбили друг друга несмотря на то, что, по мнению самого монаха, для этой юной таиландки он был просто добрым и доступным учителем. Спустя несколько месяцев я услышал, что он решил покончить жизнь самоубийством на ступенях бирманского посольства в Бангкоке в знак протеста против огромных несправёдливостей по отношению к обитателям пограничных лагерей и ко всему населению, переживающему постоянные страдания.
Я отправился повидать его, и мы сели для долгой беседы. Когда он стал говорить, я обнаружил удивительную вещь: хотя он собирался отдать свою жизнь в знак протеста против огромной несправедливости, с которой боролся много лет, подлинная причина его решения заключалась в другом. Истинной причиной оказалось то обстоятельство, что он полюбил эту молодую девушку, – а с четырнадцати лет носил одеяние монаха и в течение двадцати девяти лет отдавал свою жизнь ордену. Он не владел никаким ремеслом и не мог представить себя женатым, однако любил её. И вот он не знал, что делать; поэтому наилучшим выходом ему представлялось самосожжение по политическим мотивам.
Я не мог поверить своим ушам. Перед мной был человек, вынесший невероятные лишения и смело трудившийся среди неописуемых человеческих страданий ради себя и других, – и он был готов сжечь себя, когда дело дошло до столкновения с собственной личной проблемой, в данном случае – с проблемой близких отношений с женщиной и с вызванными этим сильными чувствами. Разделение духовной практики на категории оставило его неподготовленным к тому, чтобы иметь дело с силой этих чувств и с конфликтами, которые они внесли в его жизнь. Встретиться с борьбой целого народа оказалось для него легче, чем встретиться с борьбой в собственном сердце.
В течение некоторого времени мы поговорили о том, как он мог бы оставаться монахом и всё же испытывать эти сильные чувства любви и желания. Он работал над этим в течение своей практики, а молодая женщина великодушно устранилась, чтобы дать ему возможность пережить период охлаждения. Хотя оба с трудом перенесли расставание, взаимоотношения были прекращены, и она ушла от него. Он снова занялся своим учительством с новым осознанием, которое начало включать в практику сердца его личную жизнь, а также и страсть к дхарме. С тех пор прошли годы, и он вырос до уровня замечательного учителя.
Может быть, эта история даст вам ощущение силы тех чувств, с которыми нам приходится иметь дело, когда мы создаём разделение на категории; вы увидите, как легко усилить эти чувства, пользуясь «духовным» обоснованием.
Всюду, где существуют ложные разделения, они неизбежно ведут к трудностям. Современная экология показала нам болезненные последствия узкого и разделённого на категории виденья жизни. Огромное количество расходуемой нами нефти привело к такому результату, как выбросы углеводородов; всё это повлияло на воздух, которым мы дышим, на весь земной климат. Когда мы занимаемся сельским хозяйством лишь для того, чтобы получить максимальный урожай, в воду и в почву, которые поддерживают нашу жизнь, изливается огромное количество пестицидов и химических удобрений. То, что происходит в тропических лесах, а также на полюсах Земли, оказывает влияние на элементы, из которых состоит наше тело. Мы так долго забывали об этих и других взаимных связях, что наши сердца, наша жизнь и духовная практика оказались отделёнными друг от друга.
Несколько лет назад во время путешествия по Индии мы с женой посетили известную йогиню и учителя по имени Вимала Тхакар в её ашраме на горе Абу. Много лет она занималась развитием сельского хозяйства Индии, ходила пешком из провинции в провинцию, работала в деревнях вместе с Виноба Вхаве и другими учениками Махатмы Ганди. Затем, после встречи с Кришнамурти, её духовная жизнь сделала крутой поворот; она стала его близкой последовательницей и оказалась преображена его учениями. С его одобрения она стала учителем медитации приблизительно в том же духе, что и сам Кришнамурти. С того времени она ездила по всему миру, проводя семинары и устраивая интенсивные курсы.
Но вот во время посещения мы узнали, что она опять вернулась к работе в деревнях с проектами развития сельского хозяйства. Я спросил её, не находит ли она практику медитации недостаточной, не считает ли, что теперь ей нужно прекратить медитацию и вернуться к практике служения другим как подлинно духовной жизни. Мой вопрос поразил её, и она ответила на него следующим образом:
«Я люблю жизнь, сэр, и любя её, не могу оставаться вне какого бы то ни было поля жизни. И поэтому, когда я прохожу через бедную индийскую деревню, где люди голодают, не имея пищи, или болеют, так как у них нет хорошей чистой воды для питья, – как я могу не остановиться и не реагировать на их страдания? Мы копаем новые колодцы, создаём запасы чистой воды, учим выращивать более обильные урожаи.
А когда я приезжаю в Лондон, в Чикаго или в Сан-Диего, я тоже встречаю страдание, – но не из-за отсутствия чистой воды, а вследствие одиночества и изолированности, вследствие недостаточного духовного питания или понимания. Так же, как мы естественно реагируем на отсутствие чистой воды в индийских деревнях, мы реагируем и на отсутствие мира и понимания в сердцах жителей Запада. Если я люблю жизнь, как могу я отделить свою часть от целого?»