Шрифт:
Школа фехтования у обоих противников отличалась настолько же, насколько отличались и их физиология. Если вурдская самка брала вверх своей изворотливостью и реакцией, то человек — своим умением защиты и блокировки ударов.
Когда схватка прекратилась, ахеец остался стоять, покрытый многочисленными порезами, причем по всему телу. Кровь стекала отовсюду: с рук, ног, туловища, шеи и даже лица.
Лара завершила свой последний поединок с воткнутым промеж ее лба бронзовым мечом. Повалившись на спину, она все еще с осмысленным взором в котором читалось удивление, уставилась на того, кого еще минуту назад считала легкой добычей. Ее последние слова источали злость и ненависть:
— Знай… Что ту, что уподобилась человеческой шлюхе, сегодня с восходом солнца принесли в жертву нашим богам во искупления ее греха. Ее предали заживо огню, что в прочем ожидает и твое презренное тело. Хаха… х-р-р-р. — издав предсмертный хрип защитница Эу-Тай испустила дух.
Тупо уставившись на своего поверженного врага, ахеец с замиранием в сердце, осмыслил только что услышанное.
'Сожгли с восходом солнца?' — по его щекам побежала всего одна единственная слезинка.
'Что ж… Вы сами себе определили способ смерти!'
— Поганные кровососыыыыыы!!! — во все горло прокричал человек.
До самого Эу-Тай, ахеец добирался с полчаса. Вернее, он добрался до ареала, в котором жила вурдская пища. Деревня была не защищена даже маломальской оградой. Люди с тупым выражением на своих лицах, приносили в жертву одного из своих подростков. В центральной части этого захудалого поселка, к столбу был привязан маленький мальчик. Он с отстраненным взором взирал на то, как к нему подошел один из жрецов и после декламации каких-то догм, перерезал последнему горло. Ахеец по началу хотел попытаться предупредить этих людей, о предстоящей беде, а сейчас находясь невдалеке от места жертвоприношения, решил что такие бездумные существа, как эти скоты, не имеют права населять этот мир. И тогда он приступил к свершению задуманного. Задолго до того, как подойти к людскому ареалу, он приготовил несколько охапок сухих веток, что в большом количестве валялось в подлеске этого леса. Разместил он их полукругом, в отдалении друг от друга на расстоянии сто шагов. Всего, куч получилось пять. Причем несколько, он приготовил и по ходу своего продвижения к этому ненавистному теперь для него городу.
Ахиллес постоянно всматривался в кроны деревьев. Ни каких передвижений на них он не заметил. Видимо и правда, что вурды были малочисленной расой.
Когда он узрел сам Эу-Тай, то невольно залюбовался поистине нечеловеческой красотой и изящностью этого места. Он долго, долго всматривался в красивые мостики перекинутых с кроны на крону. Небольшие воздушные беседки, искусно свитые прямо в переплетении многочисленных веток, поражали своим совершенством. Перед тем, как решиться на этот шаг, ахеец даже засомневался, а стоит ли придавать огню все это великолепие, но узрев этот ритуал, плюнул в негодовании на землю и поджег первую кучу.
Огонь занялся быстро. Он с большим энтузиазмом стал пожирать всю доступную для него пищу. А вот чего, чего, а этого, вокруг было хоть отбавляй.
Когда Ахилл поджег уже третью, из заготовленных пяти, он понял — остальные поджигать уже не придется, потому, как священный огонь стал распространяться по всюду с устрашающей скоростью. В ту же секунду он услышал истошный крик, доносящийся со стороны кроны близ находящегося дерева.
— Горите скоты! — проорал он. — И знайте, что вы нашли свою погибель от руки Ахиллеса — Абсолюта этого мира!
Последние фразы, он прокричал на ходу.
Со всех сторон распространялся нестерпимый жар. Деревья вспыхивали точно лучины. Ахиллу пришлось прилагать все силы, что бы быть постоянно впереди огненных сполохов.
Несясь словно обезумевший вепрь, он постоянно ловил себя на мысли, что все, что сейчас творилось вокруг него — не может быть реальным. Ну не может в нормальном лесу, с такой скоростью распространяться, выпущенный на свободу, огненный цветок! Однако, действительность опровергала все и вся. Звери, птицы, крупные хищники — ВСЕ сейчас неслись на перегонки к спасительной водной глади величавого Сириуса, что бы е его водах, спастись от ужасной смерти.
Когда до реки оставалось несколько стадий, от огромной температуры, стали плавиться бронзовые пластины. Ахейцу ничего другого не оставалось, как на бегу избавиться от всех своих доспехов.
Добраться до реки удалось немногим.
С опаленными волосами и волдырями вздувшейся кожи, ахеец еле успел оттолкнуть свою пирогу от этого кошмара, что творился позади него. К нему в лодку заскочило несколько белок, росомаха и один заяц. Он не имел ничего против.
Отплыв на безопасное расстояние, он с ужасом в глазах, уставился на пылающий небосвод. Казалось, что огонь заполонил собой весь мир.
Пирога нехотя пристала к противоположному берегу. Человек в полном изнеможении вывалился из лодки и потерял сознание.
Очнулся он от осознания неимоверной боли. Руки и ноги 'горели' нестерпимым 'огнем'. По его обожженному телу, прошлись влажной тряпкой. Приоткрыв распухшее веко, Ахилл с удивлением отметил, что его тело облизывал ни кто иной как херувим.
'Спасибо Арест, так действительно намного легче.' — подумал ахеец.
'Ничего человек. В моей слюне содержится столько полезных маленьких существ, что уже к завтрашнему дню, твоя кожа заживет и начнет свою регенерацию.'