– А у вас тут ничего, – воспользовался их молчанием пиар-директор. – Даже довольно симпатично: приятная прохлада и кондиционеров не надо. Вы набрали 144 тысячи праведных девственников? Я хочу сказать – есть ли еще места в небесном Иерусалиме? Да-да, я работал над имиджем Сатаны, но думаю, совсем не поздно на полную катушку запустить процесс покаяния?

Борода помогла праведному Ною скрыть злорадную улыбку.

– Кающихся пиарщиков сейчас – пропасть, – с редкой душевностью сказал патриарх. – Девать их куда, не знаем – ломятся на КПП ангелов круглые сутки, готовы пешком в Иерусалим идти, землю тамошнюю лобызать. Тут и вся пресс-служба Путина, и пиар-агентство Баскова, а уж грешников из маркетинга «Пепси» и «Макдоналдса» – да хоть улицы ими мости.

– Ну, реклама фаст-фуда – имхо, даже серьезнее, чем работа на Сатану, – возразил пиар-директор. – Хуже только должность пиарщика Дарьи Донцовой. Ад в этом смысле идеален. Мы не призывали людей жрать говно.

Не сдержавшись, апостол Иоанн прыснул со смеху.

– Ты, я вижу, совсем обалдел, – грозно поднялся из-за стола Ной, и пиарщик съежился, как сжатая рукой губка. – Диавола гнусного и Ад смрадный ласкаешь, крамолу изрыгая устами своими? Иоаннушка, ну-ка выведи пса вон из небесных чертогов. Пущай ангелы утащат его на «зону», поместят в карцер – и чтобы глаз с мерзавца не спускать! А мы тут бумагу обдумаем.

Поручив сникшего пиар-директора патрулю ангеловстражей, апостол вернулся в кабинет Ноя. Его ожидало дежа вю – праведник заново читал послание, жевал губами и, трагически вздыхая, поправлял очки на носу.

– Боже Всемогущий, я первый раз в такой ситуации, – признался Ной.

– А я что, во второй? – удивился Иоанн. – Сам не знаю, как поступить. Может, признаемся Господу? Озвучим послание? Он милостив, ты и сам говорил.

Ной помял бумагу пальцами, будто ожидая, что там проступят тайные письмена. Лист хрустел, буквы на нем были такие, словно их вывел дошкольник, – крупные, толстые, наползающие друг на друга.

– Не могу! – тяжело выдохнул Ной. – Что мы Ему скажем? Придем и заявим – вот тут невесть кто выдвигает условия: надо на них пойти, а то не вернут Диавола? Милостив-то Он милостив, но предел терпению даже у милостивцев существует. Мигом нас в порошок превратит, либо в зверей диких лесных, либо в то... что всплывает. У меня язык не повернется.

– И что прикажешь делать? – спросил Иоанн. – Бумага-то – вот она.

На этот раз вздох Ноя и вовсе весил не меньше, чем двадцать тонн.

– Я позвоню в службу уборки, срочно закажу елей и освящение. – Он с брезгливостью отодвинул пиалу, оскверненную пиар-директором. – Пока же они убираются, пойдем куда-нибудь на облако, где нет посторонних глаз. Попьем чайку, мирно поговорим о возможных вариантах. Время еще есть, пусть даже и немного. Тебе когда по плану вести заседание Страшного Суда?

– Сразу после Искариота, – посмотрел график апостол. – Поскольку Иуда задним числом опять включен в число апостолов, у него отдельный престол.

Ной еще раз бросил сердитый взгляд на бумагу. Послание от похитителей содержало абсурдное требование: включить в число праведников, которые войдут в небесный Иерусалим, ровно 12 душ.

Без указания их имен и рода занятий.

Заседание Страшного Суда началось без ролика, что безмерно удивило ведущего Бартеросяна. Целкало ушел за сцену отдохнуть, на подмостках его сменил Урагант – радостный, но слегка поблекший.

– А где реклама-то? – тихо прошептал Гарик в ухо Ивану.

– Ной отменил, – последовал унылый ответ. – Сказал, с йогуртом перебор.

Бартеросян сочувственно вздохнул, но свет софитов заставил его улыбнуться.

– Внимание, внимание! – вскричал Бартеросян, сверкая пиджаком. – Сегодня вы увидите совершенно уникальное шоу. Прощенный Господом Всемогущим апостол Иуда Искариот (недоуменное молчание зрителей) и первосвященник иудейский, глава малого Синедриона... (в легкие набирается воздух) Иооосииииф Бааар Каиаааафааааа! (Редкие хлопки.)

Иуда выглядел мертвенно-бледным и не смотрел на скамью подсудимых. Престол казался ему жестким, воздух – горьким, звуки – громкими, в общем, все было плохо.

Толстый человек в одеянии первосвященника Иудеи – круглый, как купол, головной убор с маковкой и пышные одежды с синей окантовкой – тоже явно не испытывал счастья, созерцая Иуду.

– Так я и знал, – сквозь зубы прошептал Искариот. – Вот так я и знал.

Он поманил пальцем Ураганта: тот подбежал к престолу.

– Кто там еще на очереди? – официально осведомился Иуда.

Ведущий заглянул в список, водя пальцем по строчкам, и объявил:

– Леонардо да Винчи! Кстати, дедушка здесь.

– Отлично! – возрадовался Искариот. – Давай-ка гони его сюда. Нигде в Апокалипсисе не сказано, что нельзя судить сразу двоих. Может, мне еще «спасибо» скажут за изобретение конвейерного метода.

Древний старик с огромной бородой, чем-то напоминающей осьминога с мелкими щупальцами, в черном берете и лиловом камзоле, качаясь на ногах с раздувшимися венами, вскарабкался на помост. Не спрашивая у Каиафы разрешения, он сел рядом с ним на скамью и облегченно потер колено.