Надо было отбросить неприязнь к насилию и напасть на него сразу же, поняла Эйлия. А сейчас было поздно. Его слова проникли ей в душу, отразили ее самые глубокие мысли, и она не могла не слушать.

— Ты помнишь иллюзию, которую я для тебя навел? — продолжал он бить в ту же точку. — Я хотел, честно говоря, вернуть тебя на Меру. Ты бы пошла в монастырь, как собиралась, провела бы счастливую и полезную жизнь в скрипториуме и библиотеке. Но сейчас уже поздно. Ты уже не та Эйлия, и к прежнему существованию тебе не вернуться никогда. Разве это не так? — У него это выглядело невосполнимой утратой. — Да, я все об этом знаю, спасибо Синдре, которая слышала больше, чем ты думала.

— Если ты все это знаешь, зачем спрашивать? — только и нашлась она сказать.

— Я хочу, чтобы ты сама себе призналась в своих чувствах, вслух. Эйлия, я не могу отослать тебя обратно, в твой дом, на остров. Та жизнь окончена. Но я могу тебе предложить другое. Останься со мной, с другими лоанеями. Мы тебя примем как равную, позволим тебе быть собой. — Золотые глаза смотрели на нее не отрываясь. — Три дня. Дай мне этот срок, чтобы тебя убедить. А ты можешь попытаться убедить меня, что права ты. Мы будем вести себя очень цивилизованно, а потом, — он шагнул к ней, — потом, если никто из нас не убедит другого, мы вернемся на эту башню и закончим то, что оставили незавершенным.

Она знала, что за три дня он станет чуть сильнее, более боеспособен. Но он предлагал ей именно то, зачем она прилетела на Немору: возможность просить, спорить, уговаривать, договариваться. И может быть, обойдется без применения ее новообретенных умений: ранить и убивать. Перед мысленным взором Эйлии встало лицо старой Аны, послышалось сожаление, прозвучавшее в ее голосе, когда она говорила о спасенном младенце. Она побуждала тогда Эйлию не поддаваться ослабляющему сочувствию, но сейчас — как можно получить предложение мира и не принять его? И если вспомнить о ее друзьях в Зимбуре…

Она ответила на огненный взгляд золотых глаз.

— Согласна, — сказала она. — Но с одним условием.

Глаза подозрительно сощурились.

— Каким же?

— Та девушка, что была прислана сюда со мною, Май. Пусть ее отошлют домой.

Лицо Мандрагора осталось безразличным.

— Невеста? Мне она не нужна, она вольна идти. Как и ты, кстати. Никто не станет удерживать тебя здесь против твоей воли. Позови своих опекунов, если хочешь, и лети с ними домой. Подраться мы всегда успеем.

— Я останусь здесь, — сказала она.

— Очень хорошо. — Вдруг его тон стал очень любезным. — Но сейчас поздно, и ты устала. Я велю лоанеям приготовить тебе комнату.

Люди-слуги провели ее в большие роскошные апартаменты с узорным лепным потолком и золоченой мебелью. Очевидно, лоанеи тайно восстанавливали прежнюю роскошь дворца. Ноющие ноги с наслаждением погрузились в мягкость алого ковра. Сквозь открытую дверь была видна спальня, кровать, завешенная тончайшими занавесками от насекомых. Другая дверь вела в ванную с мраморной ванной, утопленной в пол. Вдоль стен висели гобелены; от ваз, наполненных цветами, шел тяжелый густой аромат. Безмолвно танцевала в стенной нише алебастровая статуя нимфы. Стояли флаконы с ароматическими мазями, духами, золоченые гребни и щетки, шкатулка, до краев полная брошей и ожерелий.

Окна выходили во внутренний двор, прогулочный садик, усаженный папоротниками и цветущими деревьями.

Но Эйлия вопреки роскоши обстановки держалась настороженно и испуганно. Если к концу своего пребывания она не сможет переманить его на свою сторону, то будет смертельный поединок. И видение, которое у нее было, все еще может сбыться, она не смогла обойти его. Вынув из ножен серебряный кинжал Дамиона, она села, не отводя взгляд от лезвия. С ним она сегодня будет спать.

В окна что-то застучало, и Эйлия подняла глаза, вздрогнув. Стекла блестели и отсвечивали, небо посерело. Очевидно, Мандрагор решил вознаградить дождем приношение невесты.

— Невероятно. Она прилетела не вызвать меня на поединок, а ответить на мое предложение о переговорах. Она знает теперь, что оно было неискренним, но все равно пытается заключить соглашение. Воззвать к лучшим сторонам моей натуры!

Принц вернулся в тронный зал и собрал советников. Эфирные образы царя Роглага и регента Омбара также плавали перед ним в воздухе — они оба вернулись на родную планету. Роглаг при последних словах Мандрагора заржал было и тут же поперхнулся от взгляда золотых глаз дракона-оборотня.

— Как ты мог оставить ее в живых? — резко спросил черноволосый лоаней, который приводил невест. — Сама Трина Лиа! Разве не ты, принц, говорил нам, что она опасна? Это же безумие, беспечность! Она уничтожит нас всех!

— Ей до тебя нет дела. И это ты, Эррон Комора, привел ее в крепость — привел прямо ко мне! — Мандрагор говорил резко, со змеиным шипением, как бывало лишь тогда, когда он гневался всерьез. — Так кто же из нас беспечен? Или ты все это время знал, кто она, и привел ее, чтобы она меня убила?