Вид варварского войска внушил римлянам страх, так что, возможно, нет большого преувеличения в описании, даваемом Плутархом: вопреки желанию Архелая, понтийские военачальники «выстроили войско к бою, покрыв всю равнину конями, колесницами, щитами. Воздух не вмещал крика и шума, поднятого множеством племен, одновременно строившихся в боевой порядок. Даже чванливая пышность драгоценного снаряжения отнюдь не была бесполезна, но делала свое дело, устрашая противника: сверкание оружия, богато украшенного золотом и серебром, яркие краски мидийских и скифских одеяний, сочетаясь с блеском меди и железа, [954] – все это волновалось и двигалось, создавая огненную, устрашающую картину, так что римляне сгрудились в своем лагере, и Сулла, который никакими уговорами не мог вывести их из оцепенения, ничего не предпринимал, не желая применять силу к уклоняющимся от битвы, и с трудом сдерживал себя, глядя на варваров, с хвастливым смехом потешавшихся над римлянами» (Сулла. 16. 3–5).

Тогда Сулла применил «лекарство против страха», многократно испытанное римскими полководцами: он заставил воинов работать, отводя русло реки Кафиса и копая рвы. Легионеры не получали никакой передышки, а за нерадивость их сурово наказывали, так что в конце концов отвращение к тяжелому труду оказалось гораздо сильнее, чем страх перед многократно превосходящим их по численности неприятелем. На третий день работ воины стали в один голос требовать, чтобы Сулла вел их в бой. На это полководец сказал, что слышит жалобы не от желающих сражаться, а от не желающих работать; если же кто действительно хочет скрестить оружие с врагом, то пусть они отправляются вон туда – и Сулла указал в сторону акрополя давно разрушенного македонянами города Парапотамии. Холм, на котором находился акрополь этого города, был хорошо защищен природой, и Сулла увидел, что понтийцы направляются, чтобы его занять. Солдаты Суллы успели вовремя и отразили натиск варваров. Тогда Архелай попытался захватить Херонею, и Сулла тотчас же отправил для ее защиты одного из своих военных трибунов, Авла Габиния, и с ним легион римских солдат. Кроме того, на защиту города бросились херонейцы, служившие в армии Суллы, и из планов его захвата ничего не вышло.

Одновременно с этим, видимо, осуществлялась и своеобразная идеологическая обработка войска. Распространялись слухи о знамениях, которые предвещали грядущий успех: «Из Лебадии римлянам были присланы благоприятные вещания Трофония и предсказания победы. Об этом у местных жителей существует множество рассказов, а в “Воспоминаниях" самого Суллы, в десятой книге, написано, что когда Херонейское сражение было уже выиграно, к нему пришел Квинт Титий, человек отнюдь не безвестный среди тех, что вели торговые дела в Греции, и сообщил, что Трофоний предсказывает в ближайшее время и на том же месте еще одну битву и победу. После этого строевой солдат по имени Сальвиен принес от бога ответ, какой оборот примут дела в Италии. Об обличье бога оба рассказали одно и то же: он показался им прекрасным и великим, подобным Зевсу Олимпийскому» (Плутарх. Сулла. 17. 2–4). Сулла, как оказалось, не только сам верил в свою счастливую звезду, но и умел заставить поверить в нее других. И как знать, что подействовало на его солдат больше – изнуряющие работы или уверенность в удаче Суллы Счастливого, подкрепленная изъявлениями божественной воли?

Итак, две попытки Архелая улучшить свое положение закончились неудачно. Надо полагать, на римлян они оказали обратное действие, вселяя уверенность в конечном успехе дела. Теперь Сулла стоял прямо напротив лагеря Архелая, у подножия Гедилия, и выжидал удобного случая для битвы. Случай выпал достаточно неожиданно. Переждав но новом месте один день, Сулла оставил там Мурену с легионом и двумя когортами для того, чтобы мешать противнику выстроиться в боевой порядок, а сам отправился осматривать Фурий – скалистую вершину неподалеку от Херонеи, которая была занята понтийцами. Двое херонейских граждан, Гомолоих и Анаксидем, обратившись к Сулле, сообщили, что они знают тайную тропу, неизвестную неприятелю, которая выведет римлян прямо на вершину Фурия, над головами врагов, так что можно будет атаковать их с тыла и перебить камнями или согнать на равнину. Габиний засвидетельствовал благонадежность, мужество и верность этих людей, и Сулла решил действовать по их совету. Пока херонейцы обходили Фурий, он выстроил свои войска, приняв командование над правым флангом. Левый фланг он вверил Мурене, а легатов Гальбу и Гортензия с запасными когортами поставил в тылу на высотах.

Совершив свой обходной марш, отряд под начальством Эриция обрушился на находившихся на вершине понтийцев. Этот неожиданный удар привел их в замешательство и обратил в бегство. «Многие погибли от руки товарищей, ибо понеслись вниз по склону, натыкаясь на собственные копья и сталкивая друг друга со скал, а неприятель, напиравший сверху, поражал их в спину, не защищенную доспехами, так что павшие при Фурии исчисляются тремя тысячами», – повествует об этом избиении Плутарх (Сулла. 18. 1–2).

Самое худшее для понтийской армии было, однако, впереди. Беглецы, кинувшись к своему лагерю, с перепугу налетели на уже выстроенную к бою фалангу и смешали ее ряды. Военачальникам пришлось вместо того, чтобы следить за ходом битвы, приводить в порядок расстроенные ряды своих солдат; когда же порядок был восстановлен, было уже поздно. Сулла, заметив смятение в рядах врага, тут же двинул в атаку свой фланг, так что за тот промежуток времени, который потребовался вражеским командирам, чтобы восстановить строй, римляне успели уже преодолеть открытое пространство, необходимое для разгона серпоносным колесницам. «Дело в том, – поясняет Плутарх, – что главное для этих колесниц – продолжительный разбег, который сообщает стремительность и мощь их прорыву сквозь неприятельские ряды, а на коротком расстоянии они бесполезны и бессильны, словно стрелы, пущенные из плохо натянутого лука. Так и вышло в тот раз у варваров, и римляне, отразив вялое нападение лениво двигавшихся первых колесниц, с рукоплесканиями и смехом потребовали новых, как они обычно делают на бегах в цирке» (Сулла. 18.3). [955]

Затем в схватке сошлась пехота. По рассказу Плутарха, римляне, охваченные гневом, бросились на сомкнутый строй варваров, ощетинившийся копьями, побросав свои дротики и только с мечами в руках: «Дело в том, что в первых рядах вражеского строя они увидели пятнадцать тысяч рабов, которых царские полководцы набрали по городам, объявили свободными и включили в число гоплитов. Какой-то римский центурион, говорят, сказал, что только на Сатурналиях случалось ему видеть, чтобы рабы пользовались свободой, да и то лишь в речах» (Сулла. 18. 5–6). Рабам удавалось какое-то время сдерживать натиск легионеров, но постепенно они начали пятиться, поражаемые дротиками и зажигательными снарядами, которые метали римляне из задних рядов, а затем и обратились в бегство.

Тем временем Архелай задумал обойти римлян с фланга и начал движение; это не ускользнуло от внимания Гортензия, который беглым шагом устремился со своими когортами ему наперерез. Однако понтийский командующий, бросив против него две тысячи всадников, оттеснил римлян к склонам горы, отрезал от основных сил и начал охватывать в кольцо. Сулла, следивший со своего правого фланга за ходом битвы, тотчас, взяв с собой часть воинов, попытался прийти на помощь попавшим в беду соратникам; однако Архелай, догадавшись об этом перестроении по поднявшейся пыли, оставил Гортензия в покое и перенес удар на правый фланг, оставшийся без командующего. Одновременно с этим на левом римском фланге Таксил атаковал Мурену, так что и там сложилось тяжелое положение. Если верить Плутарху, Сулла какое-то время пребывал в растерянности, не зная, где его присутствие окажется нужнее, но затем решил вернуться к себе на правый фланг, а на левый отправил Гортензия с четырьмя когортами.