Это слово словно плетью хлестнуло по нему. Она увидела, как он вздрогнул и побледнел.

— Тебя это ранит? — спросила она с грустной нежностью, как бы извиняясь за нанесенную ею рану. — Ты не знал?

— Нет, — ответил он и спросил: — Это сын короля Вильгельма?

Боль в ее глазах показала, что он тоже больно ударил ее. Тень улыбки показалась на ее губах.

— А ты думал, что у меня были и другие любовники? Да. Это сын короля Вильгельма. Харпингтонское имение принадлежит ему. Я с него имею только ренту.

Он взял себя в руки.

— Поздравляю тебя с этим.

— Лучше посочувствуй мне за все остальное. Я все рассказала тебе, потому что я хотела, чтобы ты знал. Я хотела, чтобы ты понял, почему я не желаю помогать графу Орну. Но то, что ты сделал это ради меня, является для меня самым ценным. Только прошу тебя, не говори, что ты просто вернул долг. Признай, что это не совсем так.

Он не мог сопротивляться мольбе в ее голос:

— Возможно, это не совсем так, — согласился он.

— Ты думал порадовать меня, считая, что Орн мне дорог, — она встала. — Вместо этого… — она не смогла продолжать, задыхаясь от рыданий. Через минуту они стихли, и она продолжила спокойным голосом: — Прости меня. Твой поступок разбудил во мне чувства, которые, я думала, уснули навсегда. Хотя, конечно, ты можешь смеяться надо мной. Я была женой двух мужчин, любовницей третьего, но любила я при этом только одного, который не был мне ни мужем, ни любовником.

Ему стало ужасно больно и тоскливо.

— Ты говоришь так и хочешь, чтобы я верил тебе. Но когда ты могла выбирать, почему ты выбрала иначе?

— Я никогда не имела выбора. Ты забыл? — она резко повернулась к нему. — Ты забыл, что…

Она осеклась. Повернулась к камину и стала смотреть на огонь, чтобы он не мог видеть ее глаз.

— Что забыл? — спросил он.

— Что… — казалось, она не может подобрать нужного слова. Наконец она тихо произнесла: — Что ты убил моего мужа.

— И поэтому не поехала со мной в Голландию? Не отвечала на мои письма?

Она не отвечала, как будто сомневаясь. Наконец спросила:

— А этого мало? Что сказали бы люди?

— Люди! Что нам до них? И что бы они в конце концов сказали? Что я убил твоего мужа, потому что он для своей гнусной выгоды свел тебя с королем, да еще и посмеивался над этим, когда напивался.

Она избегала его взгляда.

— Это… это считалось только предлогом, — запинаясь, сказала она.

Он изумленно посмотрел на нее.

— И ты, ты в это поверила? Ты же всегда была смелой и честной перед собой, Маргарет.

— Возможно, мне надо действительно быть смелее и разрешить тебе уйти, — она посмотрела на него. — Давай не будем говорить больше об этом. Это ранит слишком сильно. Забери письмо, Джон. Я не хочу подвергать тебя опасности.

— Тут нет опасности.

— Не обманывай меня. Ты сегодня второй человек во Франции, близкий друг регента, принят при дворе, раздаешь миллионы. Но всего этого будет мало, если тебя обвинят в предательстве.

Он пожал плечами.

— Позволь мне рискнуть. Я привык рисковать. Я всю жизнь только и делал, что рисковал, и добился всего. И потом, подумай, что я сейчас с ним буду делать? Я уже сжег мосты. Не пойду же я к регенту со словами «вот письмо, оно выпало из пакета»? Это будет самоубийственный шаг. Он ведь сразу подумает, что я мог выронить и другие письма тоже. Так что я не смогу вернуть его.

— Понятно, — печально согласилась она.

— Отбрось свои страхи. Единственное, чем я рискую, что ты или граф Орн расскажете о моем воровстве, но на это, — добавил он с улыбкой, — вы не пойдете.

— Тогда, может быть, его лучше сжечь?

— Если пожелаешь. Но лучше сперва показать его графу, чтобы он был спокоен, что оно не попало в руки регента.

Она постояла в сомнении, потом развязала тесемку своего пеньюара и засунула письмо под него.

Его глаза, следившие за ее изящными движениями, стали голодными, а лицо исказилось, словно от боли.

Встретив его взгляд, она грустно улыбнулась ему.

— То, что ты сделал, Джон, очень великодушно. Ты обдумал все. Этот поступок достоин тебя.

— Это может считаться великодушным только в отношении графа Орна.

Она покачала головой.

— Не хочу лишать себя удовольствия сознавать, что это было сделано ради меня.

— Также как и я не мог лишить себя удовольствия, поступив иначе. Но, пожалуй, мне следует удалиться… Уже очень поздно.

Он ждал, что она подаст ему руку. Но она продолжала стоять неподвижно. Глаза ее были полузакрыты, губы дрожали.