Тедди-бойс появились в Великобритании примерно в то же самое время – их стали так называть после газетной статьи, опубликованной в 1953 году. Они носили длинные драповые пиджаки и короткие брюки, из-под которых выглядывали носки ярких цветов, ботинки на толстой подошве, а из музыки предпочитали американский рок-н-ролл. В прессе часто писали об участии тедов в криминале, но по всей видимости, эти сообщения были преувеличены. Хотя известно, что некоторые из них принимали участие в расовых беспорядках в Ноттинг-Хилле в 1958 году на стороне расистов, избивающих черных и портящих их имущество.

В отличие от вышеупомянутых, субкультура стиляг – чисто советская, ничего подобного не могло появиться на Западе уже хотя бы потому, что моделью для нее и был тот самый “западный образ жизни”. Они не хотели быть “молодыми строителями коммунизма”, им нравилось смотреть американские фильмы, слушать американский джаз, включать в свою речь английские словечки и подражать в одежде героям любимых фильмов.

Алексей Козлов:

Мы тогда ничего не знали про западные субкультуры, все это я узнал позже, когда стал заниматься историей музыки – узнал, что были тедди-бои, “потерянное поколение”, битники. А совсем недавно я посмотрел фильм “Swing Kids” – про стиляг в фашистской Германии, в тридцать девятом году в Гамбурге. Это была точная, только более жестокая копия нашего послевоенного движения. Потрясающий фильм!

В сегодняшних СМИ и литературе стиляг иногда называют советскими денди. Словарь дает такое определение этому слову:

Денди ( англ. dandy) – социально-культурный тип XIX века: мужчина, подчеркнуто следящий за “лоском” внешнего вида и поведения. В отличие от щеголя, не слепо следует моде, но сам ее создает, обладая тонким вкусом, неординарным мышлением, иронией по отношению к существующим моделям поведения.

В сущности, стиляги – по крайней мере самая активная их часть, не примитивные подражатели – соответствовали этому определению: они создавали свою собственную моду, обладая для этого крайне скудными средствами и возможностями.

В конце сороковых – начале пятидесятых власти пытались контролировать абсолютно все сферы жизни советского человека: задача малореальная и абсурдная, но попытки ее решить постоянно предпринимались. Объектом контроля был и внешний вид строителя коммунизма. “Длина волос и ширина брюк почему-то всегда были меркой политического состояния советского человека”, – замечает Алексей Козлов.

А стиляги сопротивлялись попыткам навязать им, как нужно одеваться и как стричься, и в этом сопротивлении некоторые – особенно первые стиляги – доходили до абсурдности и почти карикатурности: длинный до невозможности пиджак с такими же невозможно широкими плечами, максимально узкие брюки и максимально толстая подошва ботинок, а также крикливые, яркие цвета всего гардероба.

Пусть и в несколько менее утрированном виде, но все эти атрибуты: и брюки-дудочки, и пиджак с широкими плечами, и узкий галстук, завязывающийся на микроскопический узел, – стали неизменными атрибутами внешнего вида стиляг, который, однако, менялся с годами в зависимости от западной моды, которая хоть и с опозданием, но доходила до СССР.

Валерий Сафонов:

Как-то сама собой образовывалась эта мода. Я так полагаю – как протест против всеобщей серости. Тем более что на нас напялили тогда эту школьную форму – она была совершенно чудовищная. И вообще публика в те времена одевалась примитивно.

Борис Алексеев:

Достать стильную одежду было довольно сложно. Купить практически невозможно – только в одном комиссионном магазине у консерватории. Но туда уже ходили довольно взрослые люди – с моей точки зрения. Им было двадцать пять – двадцать шесть лет. Они были знакомы с продавщицами, им оставляли все это дело.

Единственное, что было можно, – это пошить себе брюки. Пошить брюки стоило двести пятьдесят рублей – большие деньги. Подпольные портные шили брюки не по лекалам, конечно, а по американской моде.

Валерий Сафонов:

Поскольку мои тетушка с дядей жили в Голландии – дядя работал в посольстве в Гааге, – они привозили очень хорошую стильную одежду по тем временам, и меня тоже одевали. Я в Москве отличался одеждой и обувью. У нас семья была большая, поэтому родственники привозили на всю семью, и мы потом обменивались. Обувь, которую привозили, я даже давал напрокат – ну, кто-то хочет пойти покрасоваться. Мои друзья, если на танцы или еще куда – девочек там кадрить, – у меня брали. И куртку брали – у меня куртка была по тем временам особенная. Сейчас-то она ничего собой не представляла бы, широкая, дутая, с резиночкой. Цвет неожиданный – ярко-желтый, это вообще было немыслимо.

Анатолий Кальварский:

В основном было желание нормально одеться. Всем хотелось после войны как-то немного расслабиться. Но, к сожалению, ничего не было. В магазинах была стандартная серая, абсолютно не радовавшая глаз одежда, плохо сшитая. Может быть, ткани были приличные – ничего не могу сказать. Но сшито было ужасно.

Приезжали студенты – у нас много студентов училось из стран народной демократии. В основном у них покупали чешские и немецкие вещи. Потому что об американских, французских или английских вещах речи не было.