Культурные потребности стиляг явно контрастировали с тем, что предлагалось в СССР. Услышав джаз и посмотрев “Серенаду Солнечной долины”, стиляги увлеклись западной культурой, которая хоть и с большим трудом, но все же проникала за железный занавес. Музыка Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, Бенни Гудмена, оркестра Гленна Миллера, Майлза Дэвиса, Каунта Бейси, а позже Билла Хейли и Элвиса Пресли создавала звуковой фон их жизни, а немногие доходившие до советских экранов западные фильмы являлись моделями для подражания во всем – в одежде, в поступках, в поведении.

Западная, “буржуазная” культура в СССР никогда не приветствовалась. Но в первые годы советская власть еще не определила свои культурные приоритеты, а потом наступила эпоха существования нэпа, когда многие атрибуты “мира капитализма” более или менее уживались с социалистическими реалиями.

Днем рождения советского джаза можно считать 1 октября 1922 года. Вернувшийся из эмиграции поэт, переводчик и танцор Валентин Парнах устраивает в Москве концерт “Первого республиканского джаз-банда”. Сам Парнах не владел ни одним музыкальным инструментом, но привез из Парижа немалое количество американских граммофонных пластинок. Московские музыканты, наслушавшись этих пластинок, смогли сыграть нечто подобное, а сам Парнах принял участие в концерте в качестве танцора.

А уже весной 1926 года по СССР впервые гастролируют джазовые ансамбли с участием иностранных музыкантов. “Jazz Kings” дают концерты в Москве, Харькове, Одессе и Киеве, а базирующийся в Великобритании Сэм Вудинг привозит эстрадное ревю из перебравшихся в Англию темнокожих американцев “The Chocolate Kiddies”. Через год в московском Артистическом клубе дебютирует первый советский профессиональный джазовый коллектив – “АМА-джаз” под управлением пианиста Александра Цфасмана. В следующем году он становится первым джазовым коллективом, живьем сыгравшим в студии Московского радио, и первым советским джазовым ансамблем, записавшимся на грампластинку.

Но уже в 1928 году мощный удар по джазу наносит главный пролетарский писатель Максим Горький, опубликовав в газете “Правда” статью “О музыке толстых”, где обрушивается на всю тогдашнюю эстрадно-танцевальную музыку.

“Но вдруг в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек – раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рев, треск; врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздается хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом”, – пишет пожилой Буревестник, которого, по слухам, подтолкнули к подобной отповеди танцевальные фокстроты – их на первом этаже виллы на Капри крутил на патефоне его сын.

Определение “музыка толстых” подхватила советская идеологическая пропаганда, начав применять его в том числе и к джазу. Так музыка, появившаяся в бедных негритянских кварталах, стала ассоциироваться в Советском Союзе не иначе как с капитализмом и буржуазным образом жизни.

Подобная судьба выпала и на долю “буржуазных” танцев – фокстрота и танго. Фокстрот (название происходит от английского foxtrot – “лисья походка”) появился в 1912 году в США, и его поначалу танцевали в медленном 4/4-тактном темпе. В двадцатые годы танцевальные оркестры постепенно взвинчивают темп под влиянием джаз-ритмов с 32 до 50 тактов в минуту. Эту версию называли квикстеп (от английского quikstep – “быстрый шаг”). В конце двадцатых в Англии был создан собственный “квиктайм фокстрот и чарльстон” – быстрая разновидность фокстрота. Медленный фокстрот – “slowfox” – был моден в начале 1930-х в США, но к середине десятилетия уступил место джиттербагу (jitterbug), с которого началась эра свинга.

Танго родилось в Буэнос-Айресе. В первые годы ХХ века танцоры и оркестры из Буэнос-Айреса и Монтевидео отправились в Европу, и первый европейский показ танго состоялся в Париже, а вскоре после этого в Лондоне, Берлине и других столицах. К концу 1913 года танец попал в США и Финляндию. В США в 1911 году название “танго” часто применялось для танцев в ритме 2/4 или 4/4 “на один шаг”. Иногда танго исполняли в довольно быстром темпе.

Эти энергичные и чувственные танцы в СССР если и не запрещали явно, то, по крайней мере, “не рекомендовали”, и на танцплощадках доминировали бальные танцы, появившиеся еще в XIX веке.

Между тем вышедший в 1934 году на экраны фильм Григория Александрова “Веселые ребята” – первая советская музыкальная комедия – представляет “отечественную версию” джаза. Фильм становится крайне популярным, как и исполнивший главную роль эстрадный певец Леонид Утесов. После этого фильма название “джаз-оркестр” начинает восприниматься более или менее спокойно, хотя джаз и не получает официального одобрения.

Великая Отечественная война, в которой США были союзником СССР, несколько изменила ситуацию. Во время войны слушать джаз стало можно, и даже в кинотеатрах перед сеансами иногда играли джаз-оркестры. Джазовые оркестры выезжали и на фронт для подержания боевого духа в войсках: в такой ситуации было не до запретов. А в 1944 году в честь открытия Второго фронта англо-американскими союзниками американский джаз ненадолго становится в СССР официально терпимым. Леонид Утесов записывает на русском языке свинговую песенку американского композитора Джимми Макхью “Comin’ In On A Wing And A Prayer”.

Сразу же после окончания войны строились планы культурного обмена между двумя странами: предполагались поездки советских джазовых коллективов в Америку и приезд в СССР американских джазистов. Но все эти планы разрушила начавшаяся холодная война. Более того, на волне борьбы с космополитизмом и низкопоклонничеством перед Западом достается и джазу. 10 февраля 1948 года Политбюро ЦК ВКП(б) выпускает постановление “Об опере „Великая дружба“ Вано Мурадели”, в котором клеймит “формалистическое направление, чуждое советскому народу”. По результатам постановления вместе с музыкой Шостаковича и Прокофьева чуждым начинают считать и джаз, хотя в тексте постановления упоминания о нем нет. Следующие восемь лет слово “джаз” в официальном контексте не употребляется, а музыкальные инструменты, связанные с западной музыкой, – шестиструнная (испанская) гитара и саксофоны – также оказываются в опале.