— Это морг твой! — сразу придавил звонившего смертельной тяжестью опытный борец с телефонными жалобщиками. Звонют целый день деньской, пожрать от них некогда, каждое дежурство одно и то же, — возвращаешься домой — а и половина авоськи не съедена, добро на… переводится.

— Ой, ёп тать! — дернулась труба в ослабевшей руке. — Я ж 02 набирал! Извините, не туда попал.

— Да туда ты попал, зануда, туда! — проглотил, наконец, вставший поперек горла шматок сала товарищ майор. — Не ссы раньше времени!

— Не-не, мне в морг не надо, рановато еще. Мне в милицию надо. В морге по моему вопросу не знают.

— А в милиции знают?

— Ну, дык, должны, вроде.

— И чего они тебе такого задолжали? — медленно и въедливо полюбопытствовали на другом конце бесконечного провода, и после малой паузы спросили строго, как выстрелили: — А ну, колись добровольно, гнида!

— Мне бы в госбезопасность позвонить, — чистосердечно признался насмерть оробевший гражданин.

Услышав имя старшего брата, товарищ майор торопливо вытер лоснящуюся жиром лапу о полу грязного кителя и резво принял позу всегдашней боевой готовности хоть сейчас и хоть куда. Если прикажут.

— А на фига тебе в госбезопасность? — раздались параллельно: ленивый голос в трубке для затягивания времени и фоном скорострельный треск клавиш компьютера для устной и письменной идентификации.

— Важное сообщение!

— Про заложенную бомбу?

— Какая к чертям собачьим бомба?

— Про которую сегодня все кому не лень названивают!

— Нет у меня никакой бомбы! Не сделал еще!

— Конечно, нет! Откуда у тебя бомба, когда ты ее уже заложил. Говори, куда, паскуда!

— Никого я не закладывал… Я по другому вопросу.

— Вы кто, гражданин?

— Аноним я. И у меня сообщение государственной важности!

Нотки отчаяния и животного страха звонившего были такими податливыми, что дежурный майор малость и сам струхнул — а не проверка ли его служебного рвения и со-ответственного соответствия наблюдается? А тут еще эти магнитофоны, которые теперь всегда, даже если свет вырубишь и пленку забудешь вставить. Стоит только кодовым словам, даже случайно, даже если звонивший явно с головой не в ладах и сам не ведает, что несет.

— Аноним, говоришь? Посмотрим. Так, так. Твой телефон такой? — скороговоркой протрещали шесть до боли знакомых цифр.

— Ага! А как вы узнали?

— Адрес у тебя: проспект Металлургов, дом 12, квартиру сказать?

'Ни фига себе, — подумал мокреющей спиной Сева, — во, сволочи! Пернуть спокойно нельзя, тут же услышат, анализ проведут и узнают, сколько я с утра сигарет выкурил! — Хвост его поджался, стало немного страшно за свою никчемную жизнь, а еще больше за несанкционированное наблюдение за общими скамейками, расставленными для честных граждан по всему железоименному проспекту'.

— Квартиру? Мою? Не надо, не говорите! Они подслушивают!

— Ну ладно, анонимный гражданин по фамилии…

— Не выдавайте!

— …. скажу я тебе телефон госбезопасности, — смилостивился на том конце провода дежурный мент, — только если ты им туфту впаривать зачнешь, или шутить вздумаешь, они тебе ноги из самой этой выдернут.

— Хи-хи-хи, — нервно заблеял Сева.

— Ты чего, брякнутый?

— Не-а!

— А чего ржешь?

— Так того, ноги они у меня долго искать будут!

— Почему так?

— А их мне уже тридцать два года как трамваем отрезало! Ха-ха! Мы аккурат первую мою получку после армии отмечали, ну и я того, малость не того… я даже и не почувствовал.

— Повезло.

— Кому? Мне?

— Нет, кагэбэшникам.

— А им то с какого боку?

— Как же! Ты теперь с их телефонным номером далеко не убежишь от карающего меча революции. Записывай.

— А, может, не надо? — засомневался в своей полезности важным органам аноним.

— Опоздал, дядя. Твоя синица в их клетке. 23-66-12. Дежурного номер. А если что важное, напрямую к начальнику пиз…, короче говоря, дуй. 23-22-70, это его номер. Записал, что ли?

Ручка от волнения упала со стола, карандаш на второй цифре прикусил грифель. Гражданин суетно огляделся и находчиво вывел страшные номера телефонов трясущимся пальцем на пыльном оконном стекле.

ТРУСИКИ С ДЫРКОЙ НА КОЛЕНЕ

Безногий пенсионер Сева Глазырик, неполных пятидесяти четырех безрадостных лет от роду, выбрал себе единственное и последне-подходящее по возрасту и инвалидности развлечение — подсматривать в бинокль за сладкими парочками, которые не 'Твикс', а которые на скамейках против его окна любят в тени кустиков в обнимочку посидеть. Ой, они там иногда так сидят! Нет, не в смысле, что курят, пьют или ширяются. А в самом прямом смысле, в размножательном. Ему, пенсику, чё в жизни осталось? Молодым не видел, в полусреднем возрасте не отпробовал, так хоть в старости наглядеться, научиться, как это делать полагается. Вдруг индусы не врут, и он еще раз на землю возвернется, в другом теле, во всех нужных местах цельном, не покалеченном. Тогда уже сразу будет опытным, ко всяким таким замысловатым всякостям многократно приподготовленным.