Дух мятежного народа после просмотра фильмы сильно так начал укрепляться. Когда успели, одному ихнему аллаху известно, но сняли семнадцать мгновенных серий документального кино про Юльку, ну то есть про Гюльшат. И кишлак их показали — вот она девочкой кривоногой бегает, стену пальчиком ковыряет. И саклю, на которой до сих пор некоторые годами висят, сушатся. И даже куклу, сделанную из ослиного хвоста нашли и на весь мир как ноу-хау продемонстрировали, пообещали ею немедленно с рынка худосочную Барби вытеснить и миллиарды долларов для страны заработать. И все это на Юльку списать. Вот, мол, откуда Гюльшат родом, с самых простых нижних низов, а как взлетела!

И на патриотизм давай давить!

И на идею национального возрождения!

'Да мы, если все как один, смело и под руководством, еще не туда забрести можем! Вот посмотрите! Как ни велика Россия, а нет у нее идеи, нет бога в голове, а царя в государстве, и чахнет, бедненькая, день ото дня. И еще сильнее зачахнет, и запросится в состав великого государства Афганистан. А все почему? А потому, что, если верить их журналюгам, так нет в стране ни единого героя, и равняться им, бедным русским, не на кого, пример брать не с кого, куда идти — неведомо. А мы! Да у нас каждый, который пока еще не мы, наигеморойный герой. Вот и выходит, если мы с идеей, то впереди всех, а они без идеи и в хвосте у нашего ишака!'

Утром вместо завтрака, в полдень вместо обеда, вечером вместо ужина по всем каналам национального телевидения показывали фильм о героической девочке Гюльшат, ее счастливом и трудном детстве, о непримиримой борьбе. А документальные кадры, переданные Юлькой, наполняли сердце каждого земляка гордостью — одна девушка, если она любит родину, может сотню врагов оставить с носом.

Фильма, конечно, хорошо подняла национальный кишлачный дух, сыграла заметную роль в деле перевоспитания отступившейся и окончательно отупившейся молодежи. Но только глупому не удалось бы вычислить последствия для действующего агента. Ведь ясно же, в каком городе, в какой стране России велась съемка, из какого киоска фотографировали русских контрразведчиков. И, если в Центре Юлькином имели свои планы, показывая кино, самой Юльке пришлось ломать их планы, спасая скоропалительно свою… с татуировками… чтобы не попасть вместе с ней в лапы, которые она же и оставила с носом.

Она быстренько придумала, потом осуществила три громких дела.

Сначала вымыла весь киоск внутри и снаружи с хлоркой, чтобы запахи всякие собаки взять не могли. Перчиком посыпала. Стекла и все, что умеет отпечатки пальцев хранить, протерла с хорошим стеклоочистителем.

Договор аренды, который она подписала от имени, высосанного из пальца, порвала, кусочки разделила на много равных частей и подарила прохожим, предварительно засунув в предупредительно испеченные пирожки. Для чего? А если захотят потом опера восстановить полный текст, много неизвестных желудков обыскать придется.

Шарика, который колбасу из-под скамейки спер, отправила в командировку в деревню. А в завершении операции по уничтожению следов оставила в киоске пластмассовый тазик, налила в него ведро бензина, тряпок разных набросала, а в центр свечку воткнула и подожгла. Она точно рассчитала: свечка гореть будет два часа семьдесят минут, за это время она уедет далеко и алиби себе обеспечит.

Юлька и ранее немного догадывалась о великих умственных и организаторских способностях тех, которые всегда в Центре, где и сидят. Когда же ее так гениально подставили, она поклялась, — если выкрутится и ее не заарестуют, полностью поменяет тактику своей работы, ну не совсем работы, а только той ее части, которая шпионско-разведывательно-террористической деятельностью называется. У нее уже и план готов, и агентура набрана.

'Ну а как заарестуют?'

И здесь ничего страшного. Она уже готова перейти на другую сторону, только бы пригласили.

'А вдруг у них в штате свободной ставки нет, или принимают только по совместительству, на гонорар?'

Все равно готова. Для нее главное — не деньги, а то количество их, которое у недалекой родины выбить под себя сумеет.

Who li they такие

(продолжение — ЛЕХА)

ЦЕНТРОВЫЕ ГОЛОВОЛОМКИ

Самое сложное для агента, которого выбрасывают в чужую страну на растерзание соскучившихся по нему спецслужб — легализоваться.

Европейцы, взять там всяких французов, островитян и прочую немчуру, привыкли запросто ездить из страны в страну. Они так все у себя упростили, перемешали и уни-фицировали, что уже и сами не замечают разницы проме-жду Лондоном, Парижем либо Берлином. Везде им как до-ма, везде своих полно. А ввечеру, порой, в каком ни то уютном кафе сиднем сидишь и гадаешь: а и вправду ты пролив переплыл или по туннелю переехал, а и правда ты за три сотни миль от дома? Или просто вышел на вечерний променаж, да на соседней улочке выпить стаканчик добро-го эля удумал? И с привычками, коих менять не надобно, и с языком, и с отдыхом никаких тебе заграничных проблем.

Это когда ты по гостям катаешься, путешествуешь по странам-близнецам из одного отряда-лагеря.

А ежели вдруг захотел бы ты, скажем, из французской земли переехать насовсем в землю соседнюю, но фамилией немецкую, да завести там какое-никакое дело, да зажить честно, да постараться стать частью этого общества, тут уж, братец, извини. Хоть ты и наш почти что, друг, това-рищ и брат, но мы тебя немножечко на крючок возьмем. Мы за тобой немножечко приглядим. Не потому, что изна-чально не доверяем тебе, господь с тобой! А просто у нас, понимаешь ли, порядок такой.