Чтобы говорить не от себя, а именно, теми выражениями, которыми характеризуют свое состояние сами святые, приведем слова св. Игнатия Богоносца. Во время своего крестного пути в Рим на растерзание зверем по приговору императора он узнал, что римские христиане собираются просить о его помиловании. Тогда он написал им послание, где говорит: “Желанием моего мученичества вы окажете расположение ко мне, не желанием вы проявите ко мне ненависть”. Жестокие слова! Христиане не только не могут проявить столь, казалось бы, свойственного добрым желания смягчения страшного приговора, но должны желать, чтобы святого непременно растерзали звери. Более того, если они не будут желать этого, они тем самым явят ненависть к св. Игнатию. Требовать от человека, чтобы он желал мучений своего ближнего! Не похоже ли это на требование садизма. В то же время, святой про свое будущее страдание говорит так: “А ласкаю зверей в надежде, что они съедят мою плоть”. Столь странные выражения, что можно даже заподозреть св. Игнатия в наслаждении от предвкушения будущего мучения, т.е. в мазохизме. Но дальше в послании мы находим объяснение: “Страсти мои распяты, и во мне ничего не осталось, кроме воды, которая журчит: приди к Отцу”. Ничто так не успокаивает душу, как журчание текущей воды. Для св. Игнатия в это журчание таинственно вложен Божий призыв к Отцу. Присутствием Господа будущая мука заранее преображена в блаженное журчание воды, текущей в жизнь вечную.

Таково чувство всех святых, которым предлагается распятие, - в мучительности ли подвигов, в мученичестве ли кончины. Страдание залито светом и радостью - видением Христа. Как воскликнул первый мученик, приявший крест смерти, св. Стефан: “вот вижу небеса отверстые и Сына человеческого, стоящего одесную Бога”.

Итак, вот причина мученических подвигов - это их желание, вложенное в сердце святого Самим Богом, (можно выразиться и так: всякий особый подвиг врождается в сердце человека). Святой как бы жаждет данного рода страдания (данного и ни какого либо иного: т. е. не вымышленного им самим для “угождения” “приближения” к Богу), непреодолимо влечется к Нему. Здесь нечто общее с навязчивой идеей, однако, противоположное ей, ибо навязчивая идея - духовное насилие злого духа, а здесь любовь Христа и ни тени насилия, а напротив согласная настроенность души свидетеля верного; чувство вполне сознательное, ясность причины (голос Духа Святого), тогда как в навязчивой идее полное непонимание, зачем мне нужно это делать.

Это сознание, соответственное возрасту, присутствует и у тех, кто с малолетства призван к подвижничеству или обречен на мученичество.

“Зачем ты, сын мой, так изнуряешь себя”, - со скорбью спросила мать св. Александра Свирского, своего отрока сына. Сын ответил: “Зачем тебе отклонять меня от приятного мне воздержания”.

Иринарх Борисоглебский, носивший до девяти пудов железную цепь, будучи еще мальчиком шести лет, сказал матери: “Когда вырасту, сделаюсь монахом и буду носить железа”.

Приведем еще более замечательный случай из жизни одного благочестивого семейства. у матери не жили дети, умирали во младенчестве. И вот последний сын, которому исполнилось уже на радость родителям пять лет, вдруг тяжело занемог. Перед смертью, накануне утром, он сказал матери: “Сегодня, мамочка, ночью я видел, что у нас на дворе живой Христос распят, у меня выросли крылышки, и я вылетел в окошко защищать Его”.

Так чудесно дается понять и тем, кто, казалось бы, совсем не разумеет, необходимость подвига или кончины.

Обыкновенно, предполагают, что Мария Египетская всю жизнь каялась в пустыне о грехах молодости. Но разве в других случаях, почти всегда, Господь при горячем покаянии не прощает грешников, и они не продолжают обычную жизнь члена церкви? (“Покаяние достигается не продолжительностью времени, а расположением сердца”. Св. Иоанн Златоуст II т.). Почему же здесь пятьдесят лет жизни в безводной пустыни, без пищи, без одежды, вне общества. Этот необычайный подвиг, конечно, вложен в сердце Марии (по причине, ранее нами разъясненной).

Чтобы дать образ полного сознания святого о подвижничестве, следует привести молитву св. Августина: “дай, что повелеваешь и повелевай, что хочешь”.

Кто-то сказал, что здесь св. Августин как бы отказывается от приложения своих сил и просит Христа, чтобы Он их дал. Но эту просительную молитву нужно понимать совершенно иначе. Свидетель верный знает, что его подвижничество, его труды необходимы для пользы церкви, и он должен пожертвовать свободой своего царственного священства* и волю свою отдать до конца Христу, который один ведает, что необходимо для церкви и для ближних в данное время, знает меру этой помощи: величину, характер, продолжительность подвига, который и повелевает. Поэтому святой, хотя и прилагает свои силы (вообще, что ни делает святой, он старается делать хорошо), но главное это то, что он отдает свою волю - труднейшее для человека, как это выражено в словах Симеона Нов. Богослова: “ежечасно умирающие своей волей суть мученики без гонителей, огня и мечей”.

* В главе “Царственное священство” мы говорили образно, что, когда тело церкви заболевает (члены церкви не творят главного - любви), все верные члены отказываются от себя и служат заболевшим.

Необходимая помощь духовно немощной братии – тайна Христа. Поэтому: дай, что повелеваешь (вложи желание, какое необходимо), и повелевай, что хочешь (распоряжайся мною, как Тебе угодно).

Если мы будем рассматривать жизнь святых, мы увидим, что подвиг, совершаемый святым, почти никогда не бывает однороден, он прерывается по воле Божией для иной деятельности. Но и однородный подвиг вовсе не занимает все время.

Иринарх Борисоглебский постепенно увеличивавший железную цепь на себе, значит, весь как бы ушедший в себя, в свое духовное становление, однако, постоянно принимает посетителей, выслушивает их житейские жалобы, советует, и, наконец, один раз отправляется к царю в Москву предупредить его о нашествии поляков. Однако, неизменно продолжает увеличение цепи.

Симеон Столпник стоит день и ночь, десятки лет на столбе, однако, каждый день на три часа сходит вниз, чтобы принять стекающихся со всех концов земли посетителей, входит в их нужды, утешает обиженных, грозит и даже наказывает обидчиков, другими словами вполне отдается живой жизни. Вот где раскрывается сверхчеловечность подвига святых. Ведь быть непрерывно на столпе- значит отрешиться от всего земного, принять иное, духовное состояние, иначе и невозможен этот подвиг. А возвращаться ежедневно на землю не значит ли это терять свое духовное состояние, чтобы через три часа опять к нему вернуться.