Она помчалась вниз, спеша через густые заросли к своему дому, обнесенному надежным забором. Сорвала перчатки и отбросила в сторону, чтобы добраться до ключа, висевшего на шее.

Сегодня они передвигались весьма быстро, она чувствовала их за спиной, когда оказалась у ворот. Не стоит тратить драгоценные секунды и оглядываться. Руки дрожали, пока она вставляла большой ключ в тяжелый замок, отпирала его, отодвигала засов, вскакивала во двор… Она успела закрыться как раз в то мгновение, когда первый из преследователей был уже у ворот.

Зловоние разложения заставило попятиться. В электрическом свете, что горел в наступающих сумерках все ярче и ярче, было отчетливо видно существо по ту сторону ограды. Черты лица разобрать уже невозможно — живой труп. Раздутые синюшные пальцы просунулись в ячейки металлической решетки, пытались добраться до нее.

Они собрались у забора, тараща на нее унылые, безжизненные глаза. От их вида желудок выворачивало наизнанку и сердце тяжко колотилось в груди. За три года ей так и не удалось свыкнуться с их внешностью. К такому невозможно привыкнуть.

У многих плоть совсем истлела и отваливалась кусками, но и те, кто лучше сохранился, выглядели не менее жутко. Их вид пробирал до мозга костей. Существа издавали низкие стоны, напоминавшие плач изувеченных или больных животных. Сначала она их жалела, ей казалось, что им больно. Но только сначала. Тогда она еще не думала, не могла поверить, что они жаждут ее смерти. Зато теперь в этом не сомневалась.

Она заставила себя отвернуться, не смотреть на столпившихся у ворот тварей. Мысль о починке забора не давала ей покоя — но если не эта мысль, так другая непременно вертелась бы в голове. Расслабляться нельзя ни на миг. Она постоянно о чем-то беспокоилась, чем-то была озабочена. Ведь, чтобы выжить, необходимо все время быть начеку, никогда не поддаваться желанию отдохнуть от тревог.

В воздухе трепетали все те же стоны и вязкие чмокающие звуки мертвой плоти, прижимавшейся к другой мертвечине, к металлу или траве под ступнями. Но все же она приказала себе идти к колодцу. Надо поливать огород. Дрожащими руками она опустила ведро, оно коснулось воды с тихим всплеском. В колодце было непроглядно черно; женщина по натяжению веревки поняла, что ведро утонуло, и стала крутить ворот обратно. Когда ведро показалось над краем колодца, она его вытащила, отвязала, приладила угольный фильтр и полила грядку овощей. Небо подернулось сланцем, сквозь тяжелые облака не смогла пробиться ни одна звездочка. «Сегодня вечером богиня Луны, Артемида-охотница, не желает появиться, — подумала она. — Теперь ей и охотиться-то не на кого».

Тварей вокруг забора становилось все больше и больше, теперь они стояли в два-три ряда. Ежедневно она благодарила богов, все еще присматривавших за несчастной планетой, за то, что болезнь сначала поражала мозг тварей. Иначе они бы уже давно разрушили ее забор с помощью инструментов или подручных средств. От их близости воздух накалился, стало безумно жарко — по крайней мере, ей так казалось.

Перед внутренним взором мелькнул страшный день, когда один из них коснулся ее. Гниющая мякоть сомкнулась у нее на плече, холодные распухшие пальцы вцепились, сжали ее словно в тисках, пытаясь выдавить теплую жизнь. В панике она все же сумела вырваться и понеслась изо всех сил. На бегу подхватила лопату, чтобы защититься в самом крайнем случае, и бежала до тех пор, пока воздух огнем не стал жечь легкие и зрение не затуманилось. Тварь мчалась за ней по пятам, но женщине удалось юркнуть в дверь заброшенного склада и запереться на засов. Пытаясь добраться до нее, нежить шарила лапами по стеклу, но разбить окно и влезть внутрь оказалось слишком сложным для мозгов чудища.

В новостях нашествие нежити связывали с появлением некоей бактерии, передающейся при физическом контакте. Нечувствительной к антибиотикам. Не следует поддаваться панике, заявил кто-то по седьмому каналу, ситуация под контролем, разработана антибактериальная сыворотка. Все будет хорошо. Но она-то ведь чувствовала прикосновение твари сквозь тонкую ткань футболки; она видела страшную рожу совсем близко в течение всей ночи, пока первые лучи солнца не заставили нежить убраться восвояси, укрыться от приближающегося рассвета. Вероятно, дневной свет раздражал разлагавшуюся кожу. К утру женщина уже знала, что «хорошо» никогда не наступит. Мир не будет прежним. Пережив такое, она и сама изменилась.

Нараставший ужас торопил ее убраться от страшных тварей как можно дальше, и она забронировала билет на самолет. Ей попалась статья, где говорилось о нескольких безопасных местах на планете. Как считал ученый, чем больше изолирована местность, тем лучше. Новую Зеландию он назвал наиблагоприятнейшим местом на земле. Он ошибался.

Руки все так же мелко дрожали, когда она доставала из колодца второе ведро. Салат слегка поник, и она обильнее, чем всегда, полила овощи, надеясь, что они воспрянут к жизни. Период вегетации в этих краях длился целый год, но прошлое лето выдалось невыносимо жарким, и большая часть ее огорода сгорела на солнце. За четыре месяца она похудела на сорок фунтов и была вынуждена отправиться в деревни, совершить набег на сады, заглянуть в чуланы в поисках консервов, запастись витаминами. Кроме витаминов приходилось принимать экстракт из водорослей коричневого цвета, который она глотала последние пять лет, чтобы очистить тело от радиации. Да, в отсутствии людей на планете был один большой плюс: теперь не было политиков, готовых почем зря сбрасывать друг на друга бомбы.

Как и многому другому за последние несколько лет, огородничеству она училась на собственном горьком опыте. Летом, в жаркое время дня, прикрывала растения фильтром от ультрафиолетовых лучей. Хорошо, что колодец у нее артезианский: теоретически он должен служить вечно. Чего нельзя сказать о ней. Наследников у нее нет. К счастью.

Нежить за забором все так же стонала, охала и чмокала. Иногда женщине казалось, что они произносят ее имя, но это невозможно. Нет, просто послышалось. Ведь они не были живыми существами, как она. Их органы, плоть и кости разлагались, только инстинкт побуждал их двигаться, подбираться к живым, а живой была она одна, последняя в этой местности. Может, в стране вообще никого, кроме нее, не осталось. Или даже в целом мире. Узнать не представлялось возможным.